Съездим? — предложил он не без колебания, однако с очевидным желанием испытать свои силы.
Франьо и Фаника, оба врачи, испугались.
Не слишком разумно! — возразили они, смущенно улыбаясь. И поглядели на меня, дескать, что ж ты-то молчишь?
Я направилась к канатной дороге.
Фаника подбежала ко мне.
Зачем ты это делаешь, зашептала она, это может ему повредить! Да ему и не забраться на сиденье!
А мы на мгновенье остановим кресло, пособим ему, давай лучше подумаем, как побыстрее все сделать!
И вот мы поднимаемся кверху.
Горы уменьшаются, отступают куда-то вниз, зато целиком раскрывается небо, оно становится огромным и беспредельным, легкие наполняет весенний, холодный воздух, и душа замирает перед безмолвным величием природы.
Я оборачиваюсь, машу ему, что-то кричу.
Ого-го-го! — откликается он. И смеется. Смеется во весь рот и по-мальчишечьи болтает ногами.
Неужели все это было в апреле прошлого года?
Когда мы достигли вершины, пошел снег. Мягкий и обильный, и скоро мы стали похожи на снежных баб.
Потом внизу мы весело смеялись, стряхивая снег с пальто перед входом в маленькое кафе.
Неужели это было всего десять месяцев назад? И сейчас он лежит неподвижно, оцепенело?
Сейчас ему никто не нужен. Он скован сном.
Каждые два часа приходит сестра, чтобы перевернуть его, оправить постель, помассировать спину.
По-прежнему стою в затемненной комнате и вслушиваюсь в его равномерное дыхание. Мне жутко. Мне вдруг показалось, что его уже нет, хотя он еще дышит.
Нет, нет, я не поддамся этому чувству. Потому что он жив в своих письмах и записях.
Я проснулся в горах северной Греции, утопающих в солнечном свете! Леса в теплых осенних красках. Сверху — синее небо, на котором пасутся белые кудрявые овечки.
Поезд стремительно движется к Афинам.
В Афинах я искал Мака. И мне трудно сказать, нашел я его тогда или нет. Потому что настоящего Мака, того, с которым мы познакомились в Женеве и которого я полюбил, больше не было. Теперь это старик, выброшенный жизнью на свалку. Измученный, отупевший.
Я совсем забыла о Маке! Его история совершенно выветрилась у меня из памяти, а ведь когда Мака отстранили от работы во Всемирной Организации Здравоохранения, я была очень огорчена. Его погубили сплетнями.
Они работали вместе, и Мак совсем не казался старым, хотя возраст у него был почтенный. Работа шла успешно, и в Маке организация очень нуждалась.
Интриги начались, когда назначили нового руководителя секции. Мака постепенно оттеснили на задний план, а потом и вовсе стали обходить. И уже не нужны были его знания, его богатый опыт, его рекомендации, его острый ум. Он был обречен.
Во время прощального ужина в Женеве он сидел за столом на почетном месте, но глаза у него были печальные.
В его честь произносили тосты, говорили, как много он сделал для спасения человеческих жизней, желали ему дальнейшей успешной научной деятельности, хотя знали, что отныне он будет безвыездно жить в Афинах в скромной квартире, вдали от всего.
Далеко за полночь мы проводили его до гостиницы. Он шел, тяжело опираясь на наши руки, и ему никак не удавалось попасть с нами в ногу.
Sic transit gloria…[9] — усмехнулся он, прощаясь.
Весь этот длинный день Мак не выходит у меня из головы. Мак, для которого так много значила работа и так мало — личная жизнь. Мак, целиком отдавший себя обществу и зависящий от него. Мак, которого опутали интригами и выставили. И он сдался.
Но ведь он — не Мак! И в Греции у него не будет времени думать об этом. Он должен проверить работу институтов и диспансеров…
Наш автобус взбирается на Парнас. Гора Аполлона, Диониса и муз.
Камни среди вереска. Самые разные оттенки лилового и серого.
Пастбища пустынны. Скот перегнали выше в горы. Повсюду стройные кипарисы. Как юные животные. Как дети. И все дышит близостью Средиземного моря.
Тысяча метров над уровнем моря.
Вылезаем из автобуса, полной грудью вдыхаем горный воздух.
Вот эту деревушку нужно сфотографировать, как она называется? Арах?.. Арах — паук, Арахна — пряха из Лидии, да? Та самая, что бросила вызов Афине Палладе. Та самая, что изобразила на полотне амурные приключения богов. Афина, конечно, разгневалась, уничтожила ткань, а самое девушку обратила в паука. Вот что случается с человеком, если он шутит с богами или прохаживается на их счет!
Ты рассказываешь коллегам, что у нас в Македонии есть похожие деревушки. Только вместо колоколен в небо устремляется тонкий минарет.
На узких уличках Араха местные жители продают изделия ручной работы. Как у нас в Македонии, скажешь ты, точь-в-точь!
Целых два часа осматривали мы Дельфы. Даже на холм взобрались и отведали чистой студеной воды из священного Кастальского ключа.
А гостиница выстроена на самом краю пропасти, представляешь? Внизу голубое море, над головой синее небо, а кругом острые скалы и высокие, тонкие сосны…
…и в горах выстрелы, эхо разносит их по скалам… и звон колокола… ди-динь… ди-динь…
Разумеется, телефон. Должно быть, я задремала. Ошибка.
В полусне у меня все перепуталось: его поездка по Греции и наше возвращение из Соединенных Штатов.