Выслушал он эти мерзавцевы речи, и хоть очень наглость ихняя ему не по нраву пришлась, однако видит, что люди на правой стезе стоят, — делать нечего, согласился.
— Ладно, — говорит, — принимаю вашу программу, господа мерзавцы. Думаю, что вред от нее будет изрядный, но достаточный ли, чтоб вверенный край от него процвел, — это еще бабушка надвое сказала!
Распорядился мерзавцевы речи на досках написать и ко всеобщему сведению на площадях вывесить, а сам встал у окошка и ждет, что будет. Ждет месяц, ждет другой; видит: рыскают мерзавцы, сквернословят, грабят, друг дружку за горло рвут, а вверенный край никак-таки процвести не может! Мало того: обыватели до того в норы уползли, что и достать их оттуда нет средств. Живы ли, нет ли — голосу не подают…
Тогда он решился. Вышел из ворот и пошел прямиком. Шел, шел и наконец пришел в большой город, в котором главное начальство резиденцию имело. Смотрит — и глазам не верит! Давно ли в этом самом городе «мерзавцы» на всех перекрестках программы выкрикивали, а «людишки» в норах хоронились — и вдруг теперь все наоборот сделалось! Людишки свободно по улицам ходят, а «мерзавцы» спрятались… Что за причина такая?
Начал он присматриваться и прислушиваться. Зайдет в трактир — никогда так бойко не торговали! Пойдет в калашную — никогда столько калачей не пекли! Заглянет в бакалейную лавку — верите ли, икры наготовиться не можем! Сколько привезут, столько сейчас и расхватают.
— Да отчего же? — спрашивает, — какой такой
— Не от вреда это, — отвечают ему, — а напротив, оттого, что новое начальство все старые вреды отменило!
Не верит. Отправился по начальству. Видит, дом, где начальник живет, новой краской выкрашен. Швейцар — новый, курьеры — новые. А наконец, и сам начальник — с иголочки. От прежнего начальника вредом пахло, а от нового — пользою. Прежний хоть и угрюмо смотрел, а ничего не видел, этот — улыбается, а все видит.
Начал ретивый начальник докладывать. Так и так; сколько ни делал вреда, чтобы пользу принести, а вверенный край и о сю пору отдышаться не может.
— Повторите! — не понял новый начальник.
— Так и так, никаким манером до
— Что такое вы говорите?
Оба разом встали и смотрят друг на друга.
ПРИМЕЧАНИЯ
Вводная статья и комментарии — А. А. Жук
Подготовка текста и текстологические примечания К. И. Соколовой
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ,
ПРИНЯТЫЕ В БИБЛИОГРАФИЧЕСКОМ АППАРАТЕ НАСТОЯЩЕГО ТОМА:
ВЕ — "Вестник Европы".
Изд. 1883 — "Современная идиллия", Сочинение M. E. Салтыкова (Щедрина). Изд. книгопродавца Н. П. Карбасникова. СПб., 1883.
Изд. 1933–1941 — Н. Щедрин (M. E. Салтыков). Полн. собр. соч. в двадцати томах. М., ГИХЛ, 1933–1941.
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР в Ленинграде.
ЛИ — "Литературное наследство".
М. Вед. — "Московские ведомости".
НВ — "Новое время".
ОЗ — "Отечественные записки".
РМ — "Русский мир".
PC — "Русская старина".
"Салтыков в воспоминаниях…" — Сборник "M. E. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников". Предисловие, подготовка текста и комментарии С. А. Макашина. М., Гослитиздат, 1957.
С — "Современник".
"СОВРЕМЕННАЯ ИДИЛЛИЯ"
Сатирический роман "Современная идиллия" — одна из вершин художественного творчества Салтыкова — вырос из рассказа под тем же названием, который писатель "вынужден был", по его словам, написать в "два вечера" — для заполнения бреши, сделанной цензурой в февральской книжке "Отеч. зап." за 1877 г. Созданный "под впечатлением
этого переполоха", то есть запрещения рассказа "Чужую беду — руками разведу" (см. т. 12 наст, изд.), рассказ "Современная идиллия" заключал "мысль, что для презренного нынешнего времени другой литературы и не требуется" (как с гневным сарказмом писал Салтыков П. В. Анненкову 2 марта 1877 г.).[49] Под "другой литературой" подразумевалась литература высокоидейная, откликающаяся на важнейшие события современности. Вновь написанный рассказ (в отличие от запрещенного, касавшегося судеб революционной интеллигенции 70-х годов) был посвящен изображению «утробных» похождений, которым предаются «годящие» интеллигенты (Рассказчик и Глумов), пытаясь таким образом избежать подозрения в неблагонадежности.