Современная идиллия

Я не успел еще дочитать объявления до конца, как Глумов уже тискал благородного отца в своих объятиях.

– Иван Иваныч! да ведь это ты! ты! ты! ты! – восклицал он в неописанном восхищении.

V

Итак, загадка разъяснилась: перед нами стоял бывший Кубарихин тапер, свидетель игр нашей молодости! Мы долго не могли прийти в себя от восхищения и в радостном умилении поочередно мяли его в своих объятиях. Да и он пришел в неописанное волнение, когда мы неопровержимыми фактами доказали, что никакое alibi [9] в настоящем случае немыслимо.

– "Чижик, чижик! где ты был?" – помнишь? – допрашивал Глумов.

– Помню! – ответил он, тщетно усиливаясь сообщить твердость дрогнувшему голосу.

– А помнишь ли, как я однажды поднес тебе рюмку водки, настоянную на воспламеняющих веществах, и как ты потом чуть с ума не сошел! – припомнил и я с своей стороны.

– Помню!

– А помнишь ли…

Словом сказать, припомнили такую массу забавных и вполне культурных шуток, что у старика даже волосы дыбом встали.

– Тогда еще у меня таксы-то этой не было! – сказал он, но на этот раз так благодушно, что не укоризна слышалась в его голосе, а скорее благодарное воспоминание о шалостях, свойственных юношам, получившим образование в высших учебных заведениях.

– Иван Иваныч! Как ты вырос! похорошел! – тормошил его Глумов.

– И как отлично одет! – присовокупил я, – точно сбираешься в первый раз показать свою дочь на бале у Кессених!

Но последние слова словно обожгли его. Он грустно взглянул на нас, и крупные слезы полились из его глаз, постепенно подмачивая объявление об издании газеты "Краса Демидрона".

– Друзья! не растравляйте старых, но не заживших еще ран! – обратился он к нам совершенно растроганный, – дочь, о которой вы говорите, дочь, которая была украшением балов Марцинкевича, – ее уже нет! И моей милой, беленькой Амалии, которая угощала вас, господин Глумов, шмандкухеном, и ее уже нет! Всех, всех пережило это бедное, старое сердце… и не разбилось! О, это было хорошее, светлое, счастливое время, несмотря на то, что я тогда носил фрак, перешитый из вицмундира, оставшегося после титулярного советника Поприщина!

– Но теперь… разве ты несчастлив?

– О, теперь!!! теперь – я только тень того веселого Ивана Иваныча, которого вы когда-то знавали в этой самой квартире! Хотя же, no-наружности, я и имею вид благородного отца, но, в сущности, я – тапер более, нежели когда-либо!

– Но отчего же ты помолодел?

– Такова воля провидения, которое невидимо утучняет меня, дабы хотя отчасти вознаградить за претерпеваемые страдания. Ибо, спрашиваю я вас по совести, какое может быть страдание горше этого: жить в постоянном соприкосновении с гласною кассою ссуд и в то же время получать не более двадцати пяти рублей в месяц, уплачивая из них же около двадцати на свое иждивение?

– Послушай, Ваня! да неужели же беленькая, маленькая Мальхен до того переродилась, что сделалась содержательницей гласной кассы ссуд?

– Мальхен – никогда! Мальхен смотрит теперь с небеси – и ничего не видит! А содержательница гласной кассы ссуд – это Матрена Ивановна!

– Так ты, значит, женился в другой раз? Да расскажи же, братец, расскажи!

– Это тяжелая и скорбная история, которую я, впрочем, охотно рассказываю всякому, кто предлагает мне серьезное угощение. И если вы желаете назначить мне день и час в "Старом Пекине" или в гостинице "Москва", то я – готов!

– Но отчего ж не теперь? – прервал Балалайкин, вдруг проникшийся чувством великодушия, – по счастливой случайности, я сегодня совершенно свободен от хождения, а что касается до угощения, то, наверное, я удовлетворю вас несравненно лучше, нежели какой-нибудь "Пекин"!

И мы и Очищенный охотно согласились. Балалайкин хлопнул в ладоши, и по знаку его два лжесвидетеля втащили в комнату громадный поднос, уставленный водками и закусками, а два других лжесвидетеля последовали за первыми с другим подносом, обремененным разнообразным холодным мясом.

– Рекомендую! – пригласил нас Балалайкин, – вот эта икра презентована мне Вьюшиным за поздравление его с днем ангела, а этот балык прислан прямо из Кокана бывшим мятежным ханом Наср-Эддином за то, что я подыскал ему невесту. Хотите, я прочту вам его рескрипт?

– Ах, сделайте милость!

– Я всегда держу его в кармане как свидетельство, что все поручения исполняются мною без обмана. Вот этот рескрипт!