— Да ранен или нет — я всегда буду согласен, что ранен.
— Э, так вы вот как! Теперь я настоятельно требую, чтобы был посредник.
— А где вы возьмете его?
— И точно, где его взять?..
Брони погрузился в размышления над этим первостатейным вопросом.
— Блестящая мысль, — сказал Змеин. — Отчего бы не пригласить нашего же брата-студента?
— Кого это?
— Да старшую Липецкую.
Насмешливая улыбка появилась на губах корпор-ната.
— Я и забыл, что у вас есть студентки. Да сильна ли она по части пива?
— А разве это так необходимо? К тому же она лечится сыворотками, а таким больным воспрещаются всякие спиртуозные напитки.
— Ради этого, пожалуй, можно сделать исключение. Не возьмете ли вы на себя труда переговорить с нею? Остальные хлопоты я в таком случае возьму на себя.
— Bene. Но теперь и я со своей стороны намерен возбудить вопрос: не взять ли с собою доктора?
— Бог с вами! К чему без надобности замешивать посторонних? В случае чего я сам сумею перевязать: не впервой.
— А экипаж?
— Ну, тот, пожалуй, еще можно взять. Кстати, туда уложить пиво.
— А я запасусь квадратною саженью английского пластыря и наличным количеством носовых платков. Но где вы возьмете эспадроны?
— Где-нибудь да выкопаю. Пойду сейчас отыскивать, — прибавил он, вставая и бросая на стол должные за пиво деньги. — До свиданья.
— Смотрите, чтоб были потупее.
— Напротив, чем будут они острее, тем легче потечет кровь.
— И то правда. Кланяйтесь же и благодарите.
Змеин пошел отыскивать экс-студентку. Нечего, конечно, прибавлять, что та приняла его предложение — быть посредницей — как нечто подобающее, вполне естественное.
XVII
И ГРЯНУЛ БОЙ!
На следующее утро, ясное, солнечное, еще до половины пятого, все прикосновенные к предстоящему поединку собрались уже в столовой пансиона. На вопрос прислуживавшей им служанки: куда господа поднялись так рано? был согласный ответ:
— Ins Grime.
Перед окнами дожидались четырехместные дрожки. Брони вынес и уложил в них с осторожностью какую-то длинную вещь, завернутую в плед; затем не менее заботливо поместил на дне экипажа объемистую корзину, из которой лукаво выглядывала группа бутылочных горлышек.
Укрепившись на скорую руку кофе, поднялись в путь. В экипаж сел один Брони, для охранения уложенных в нем сокровищ. Остальные следовали пешком. Куницын не выспался и потому был мрачен и молчалив; впрочем, не с кем было и говорить ему. Лиза и натуралисты болтали как ни в чем не бывало, так что никто из встречавшихся им экскурсантов не мог в них заподозрить траурную процессию к лобному месту.
За малым Ругеном, на краю опушки, дрожки остановились. Выскочив из них, Брони велел кучеру обождать, передал Змеину плед с завернутыми в него таинственными вещами, сам завладел заветною корзиною и, став во главе процессии, углубился в чащу. Вскоре открылась перед ними небольшая лужайка, замкнутая кругом высокими деревьями. Солнце обливало свежую мураву своим полным светом и играло там и сям в невысохших брызгах утренней росы. Из чащи веяло прохладой и сыростью.
Секунданты развернули пледы, и обнаружились четыре блестящих лезвия.
— Сюртуки долой! — скомандовал Брони.
— В их-то присутствии? — указал Куницын на Лизу.
— Пожалуйста, не стесняйтесь, — заметила та, — я не так мелочна, чтобы показывать наивный вид, будто не знаю, что мужчины являются на свет не в платьях, и боюсь, что, скинув их, они сдерут с себя живьем кожу.
— А в таком случае я с моим удовольствием, — сказал правовед, следуя примеру противника, который же сбросил с себя верхнее платье. — Я забыл, что вы материалистка.
Секунданты вымеривали между тем длину оружия.
— Приблизительно одного калибра, — сказал корпорант. — Выбирайте, господа.
Противники взяли по эспадрону, секунданты также.
— Брр, какой мороз; заметил Ластов, становясь в позицию. — Хорошо еще, что я в одних рукавах, а то можно было бы подумать, что трушу.
Презрительная улыбка пробежала по лицу Куницына; но, воздерживаясь от всякого замечания, он поправил только в глазу стеклышко.
— Что же, господа, — спросила Лиза, — так в шляпах вы и деретесь?
— Оно практичнее, — отвечал поэт, — солнце не мешает, да и тумаки по голове не будут так ощутительны. Одно условие, милый мой, — обратился он к противнику. — Тебе, конечно, также не особенно желательно быть обезображенным; так я предлагаю, не бить в лицо. Хочешь?
Правовед опять усмехнулся:
— Жаль вам своей смазливой рожицы? Пожалуй, так и быть, не трону.
— Я вовсе не нуждаюсь в твоем великодушии, — отвечал Ластов. — Кому из нас двоих, тебе или мне, дороже его смазливая рожа, — подлежит еще сомнению. Разница между нами только та, что я откровеннее тебя и высказал обоюдную задушевную мысль. Впрочем, если хочешь, я отсеку тебе нос; что я дерусь недурно, подтвердит тебе Змеин.
— Да ведь я же говорю вам, что не имею ничего против вашего предложения. Вы хотите только выиграть время.
— Нимало. Я к твоим услугам.