Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Я скажу, ты болен или тебя нет дома. Что хочешь скажу, только останься наконец. Ненавижу зиму. Терпеть не могу это несчастное дорожное управление с его заботой о разбитых дорогах. Понимаешь? Сказать им так?

— Разбудишь сына, — ответил я, вышел в прихожую и снял трубку.

Дверь спальни захлопнулась, щелкнул замок.

На другом конце провода кто-то шумно дышал. Словно стоял совсем близко и ждал, когда можно будет раздраженно раскричаться.

Я сказал: «Слушаю». И кто-то закричал так громко, что я вполне мог отвести трубку на вытянутую руку.

— Кто у телефона?!

— Зборжил.

— Вы начальник эксплуатации дорожного управления?

— Я уже десять лет начальник. В чем дело? Откуда вы звоните?

— А-а. Значит, вы-то и отвечаете за состояние дорог, так?

Я проглотил слюну. Мне всегда не нравились голоса в телефонах, которые наорут да и повесят трубку, даже не назвавшись.

— В общем, так. Кто говорит?

— Так отвечаете или нет?!

Проснулся в своей комнате сын, покашлял. Напоминал, что я мешаю спать. Мелькнула мысль: «Ага, парень уже дома». Обычно-то он являлся под утро. Может, все-таки исправится, бросит шляться по ночам с дружками, которые не внушали мне ни капли доверия.

— Полная ответственность лежит не на мне. Если угодно знать. Она лежит на директоре. А вот мотаться по сугробам — это да. Это моя забота.

— О, черт, кто же все-таки отвечает? Кто отвечает за нерасчищенные дороги? Вы или господь бог?!

Меня раздражал этот настырный незнакомый голос. Я-то ждал сегодня другого — ждал, что мне ясно скажут, что надо сделать и чего от меня ожидают. В трубке непрестанно шуршало, а мне нужно было другое. Вызов или просьба о помощи — сдается, я был настроен кого-то спасать, возвращать к жизни. И я ответил с тем же раздражением:

— Послушайте, вы будите меня среди ночи, чтоб узнать структуру управления?

— Не вешайте трубку! — закричал незнакомец. — Что? Вставать неохота? А вы знаете, что Рудная еще с вечера отрезана от мира?

Я опешил. Рудная!.. Три сотни домишек среди гор и бурная речка. Рудная, спуск к которой зимой превращается в лыжный трамплин…

— Такое случается, — сказал я. — Кто говорит? А то меня уже будили ночью несколько раз, и оказывалось — пьяные.

Язвительный голос проникал мне в уши, голос был злой, напористый, воинственный, холодный, как сталь, как нож со сверкающим лезвием.

— Заверяю вас, уважаемый товарищ начальник эксплуатации, на сей раз вас беспокоит не пьяный. Звонят из транспортного отдела, ваша организация нам подчинена, с вашего разрешения.

— Вы там новый?

— Новый.

— То-то и оно. А то я узнал бы вас по голосу. — Я не сдержал смешка. — С добрым утром. Принимаю к сведению. Но позвольте заметить, я все еще не знаю вашей фамилии.

Нас разъединили, раздались прерывистые гудки, я положил трубку. Открылась дверь кухни, жена зажгла свет. Я огляделся. На полу валялись женские чулки с поясом. На столике возле моей постели мирно, металлически тикал будильник.

Эва смотрела на меня, скрестив руки.

— Приготовить тебе что-нибудь в дорогу?

— Пожалуйста, не утруждай себя, иди-ка спать.

— Почему ты не хочешь?

— Да ты никогда мне ничего не готовила. Зачем? Я привык. Чего уж тут. Тебе вовсе не обязательно подниматься всякий раз, как меня вызывают. Позвоню в диспетчерскую и поеду.

— Почему ты? У тебя для этого люди есть.

— Не нравится мне этот ветер, заносы, «столетняя зима». Ладно. Надо ехать, и дело с концом.

— А я-то хотела побыть с тобой. Глупо, конечно, думала, хоть раз сделаешь по-моему, посчитаешься со мной. Значит, ошиблась? Да отвечай же что-нибудь!

— Как всегда. Ошиблась. В том-то и дело: мы с тобой ошибаемся порознь и никак не можем сойтись.

Еще не отзвучал первый резкий звонок, а я уже поднял трубку. Опять этот хриплый голос:

— Фамилию мою нечего спрашивать! Ее легко установить. Я сегодня дежурный. Уверяю вас, это самое несущественное, вы действуйте! И немедленно сообщите, как только дорога к Рудной будет освобождена. Я сказал ясно, да? Там ведь завод!

— Работы налажу. И сразу сообщу. Вы не звонили в диспетчерскую?

— Звонил, — нетерпеливо ответил он. — Там, видно, все спят. Не дозвонился.

— Номер-то у вас правильный?

— Господи!

— А то бывает. Спасибо. Все?

— Все. Ваша диспетчерская мирно храпит.

Подошла жена.

— Чего он хотел?

Она смотрела на меня, но ее глаза были холодны, они не спрашивали, не уговаривали. Отметили только, что я смотрю куда-то сквозь бетонные стены нашего дома, куда-то вдаль, во тьму, которая манит и отпугивает.

— Похоже, дело скверно. Звонили из транспортного отдела. Надо сейчас же ехать.

— Ну и беги, — зло процедила жена. — Беги! Час ночи, все нормальные люди спят!

— Пурга метет и после полуночи, — довольно уныло сообщил я. — А движение по дорогам, хоть ты лопни, не желает прекращаться.

— Так приготовить тебе что-нибудь?

— Как обычно. Вдобавок — теплый пояс на поясницу.

— Не надо было цапаться с этим типом. Как его фамилия?

— Не сказал. А голоса по телефону я распознавать не умею. Особенно зимой, когда я вечно не высыпаюсь.