Совокупность лжи

— Я знал это, поскольку провел собственное расследование. Вы, американцы, думаете, что только вы способны на тщательную разработку операций, но вы сильно ошибаетесь. У меня были подозрения, и я их проверил. Провел серьезную проверку в самом деле. Мои люди просмотрели данные переписей населения в США и судовые декларации кораблей, причаливавших в Эллис-Айленд. Послал аналитиков в Боснию, и они посетили твоих родственников, о которых ты в жизни не слышал. Даже послал одного поговорить с твоей матерью, на случай, если она что-то знает. А потом послал целую команду сюда, в Триполи, чтобы просмотреть старые документы времен Оттоманской империи. Нам были нужны документы, и мы понимали, что люди Сулеймана тоже станут проверять все это. Они тоже не дураки, друг мой. Так что все должно было быть по правде. Так и случилось. При рождении твоего деда звали Мухаммад Фариз. Живя в Америке, он хранил это в строжайшем секрете. Но, дорогой, все секреты имеют начало на этой земле. И мы называем их такия.

— Я позаимствовал у вас это слово, — сказал Феррис. — И думал, что понимаю его смысл.

— Но, дорогой, такия— это не трюк, который можно просто вынуть из сундука. Для мусульманина это означает вопрос выживания. Твой дед понимал, что такое такия.И такия— причина того, что сегодня ты здесь. Мы хорошо понимаем это, живя в пустыне. Имеет значение только выживание. И мы не станем жертвовать своим сокровищем ради чего-то другого.

Феррис подумал обо всех усилиях, которые предпринимали он и Хофман, чтобы организовать свой маневр. Встречи в Абу-Даби, Бейруте и Анкаре, фотографии, записи. Они много работали, и плоды этой работы достались Хани. Феррис разозлился на Хани, но продолжал улыбаться, понимая, насколько ловко Хани их обманул.

— И когда мы создали легенду для Садики, это только облегчило вам работу, так?

— Очень даже. Мы просто проехались у вас на спине. Когда вы решили ввести Садики в игру, я сделал то же самое. Я сказал ему, чтобы он позвонил одному из этих агентов в «Аль-Каеде». О да, у него такой был. И сказал, что один сотрудник ЦРУ, несчастный человек, хочет выдать им тайны. Они не поверили, но заинтересовались. После первой встречи с тобой он прислал им разведданные, настоящие. Естественно, от меня. Большинство их были бесполезными. Старые номера мобильных телефонов, давно закончившиеся операции. Но я выдал им чудесную историю насчет операции в Берлине и всех ваших игр с Амари. И они стали думать, что ты — настоящий предатель, выдающий им информацию. Каждый раз, когда ты назначал встречу с Садики, я готовил для них новую информацию. Тем временем ты, мой дорогой, разыгрывал свое собственное маленькое шоу, подкрепляя мою игру. Так здорово было получить фотографии Садики в Абу-Даби, Бейруте и Стамбуле, не говоря уже о Лондоне и Париже. Настоящая удача.

— Вы играли с нами, как с дурачками.

— Не совсем. Я просто играл с вами. Шел у вас в кильватере. Вы же сверхдержава, поэтому за вами тянется такой мощный кильватерный след, даже тогда, когда вы думаете, что играете тихо и по-умному. Иногда, если повезет, мы можем пристроиться за вами и поймать волну.

— А звонок Сулеймана, который мы перехватили? И текстовое сообщение для меня на его мобильный? Это тоже вы сделали?

— Да, боюсь, что так. Нам надо было посильнее дернуть за веревочку, чтобы вывести тебя на эту последнюю встречу. Вы должны были поверить, что ваша глупая игра удалась. У нас в архиве была старая запись перехваченного разговора Сулеймана. Извини, мне было так тяжело от того, что приходилось манипулировать тобой.

Феррис тихо похлопал в ладоши, словно в театре опустился занавес, завершив тем самым спектакль.

— Впечатляет. Сильно. Единственное, чего я не могу вам простить, — это того, что вы манипулировали Алисой. У нее в Иордании была настоящая жизнь. Она полюбила Амман. А вы это уничтожили. Теперь она никогда не вернется туда. Они будут думать, что она работает на вас.

— Мой дорогой Роджер, в Иордании все работают на меня. Почему с ней должно быть по-другому? Но должен сказать тебе со всей откровенностью, что ты обманываешься, считая, что я подверг ее опасности. Это сделал ты сам. Если бы мы не похитили ее, так сказать, по «программе защиты свидетелей», то люди «Аль-Каеды» могли бы похитить ее сами, по-настоящему. И тебе не следует злиться на меня. Все было в моих руках.

Хани выпустил большое кольцо дыма, но Феррис не смотрел на него.

— Я так боялся за нее, Хани. Я был готов умереть, чтобы спасти ее. И вы это использовали. Вы рассчитывали на это. Иначе ваш план не сработал бы. Вы превратили мою любовь к ней в оружие. Как я могу простить такое?

Хани промолчал. Он посмотрел в окно солнечной комнаты больницы, на голубые воды Средиземного моря, а потом на Ферриса. Впервые в его взгляде, кроме наполнявшей его уверенности, появилось сожаление.