Совокупность лжи

Поступали и другие отрывочные сведения, благодаря работе, проделанной Аджитом Сингхом. Аналитики нашли сходство между салафистской риторикой, приведенной в заявлении «Мстителей Альбани», и некоторыми посланиями, в последние месяцы появлявшимися на джихадистских сайтах. Например, часто повторяющаяся арабская фраза «Нахну риджал ва хум риджал»,буквально переводимая как «Мы люди, и они люди». Для джихадистов это означало, что традиционные интерпретации высказываний из Корана и хадиса не имеют преимущества перед салафистскими толкованиями. Это было сутью высказываний Альбани, призыв к радикальному переосмыслению. Автор статьи в «Лондон дейли телеграф» ссылался на высказывания аналитиков, цитирующих радикального шейха из салафистских кругов, Абдель-Рахима аль-Тахана, приведенное в заявлении и появившееся на ряде сайтов. Это была настоящая декларация независимости по отношению к Сунне, традиционному исламскому канону. «Не найдешь добра в Коране вне Сунны, не найдешь добра в Сунне вне праведного салафистского ее толкования». Появились новые убийцы, предупреждала «Дэйли телеграф», даже более опасные, чем те, что взорвали бомбы в Милане и Франкфурте.

Прошли сутки, прежде чем появились первые утечки информации из следственной бригады турецких спецслужб и ФБР, проводивших обследование места взрыва. Эти известия сразу же попали на первые полосы газет и в программы новостей по всему миру. Взрыв в Инкирлике определенно имел отношение к «Аль-Каеде». Эксперты установили, что детонаторы и взрывчатка аналогичны тем, которые были использованы «Аль-Каедой» во время предыдущего взрыва в Стамбуле.

Настоящая операция не бывает идеальной. Следя за разворачивающимися виртуальными и реальными событиями, Феррис пришел к выводу, что обман может быть куда совершеннее реальности. Он вспомнил свой журналистский опыт в начале девяностых, высказывание Джанет Малькольм, прославившейся своими строгими критическими статьями: «Если изложение фактов не вызывает никаких вопросов и сомнений, значит, это выдумка». Это полностью описывало происшествие в Инкирлике. Суть в том, что мир понял: появилась новая группа террористов, способных наносить удары по американцам на территории их баз. Это было шоком, и более всего — для настоящих террористов.

Феррис получил по электронной почте письмо от Гретхен. Сначала, увидев имя отправителя, он забеспокоился, но суть письма его по-своему успокоила. «Ты проиграл», — было написано в строке «Тема». Само же письмо было цитатой из «Вашингтон пост». В колонке «Слухи» появилась заметка о том, что юриста из Министерства юстиции, которая готовилась разводиться с мужем, на выходных видели под руку с высокопоставленным чиновником из Белого дома, одним из самых завидных холостяков Вашингтона. Феррису оставалось только улыбнуться и поаплодировать. Гретхен действовала с неумолимостью сил природы. Если один из путей оказывался непригодным, она просто меняла курс и двигалась в другую сторону. Это было ее подлинным талантом. Она не усложняла себе жизнь самоанализом. Просто выясняла, чего ей хочется, а затем добивалась этого. Но это открывало новые перспективы и для Ферриса. Он вернется в Амман и будет вместе с женщиной, которую любит. Единственным препятствием на этом пути было лишь то, что его и Алису Мелвилл разделяла ложь.

Глава 27

Амман

Хани Салам вызвал Ферриса в тот же день, когда Роджер вернулся из Анкары. Все, что шеф сказал по телефону, так это то, что дело срочное и оно касается Инкирлика. Буря в прессе только набирала обороты, и Феррис забеспокоился, что Хани может смести сплетенную ими паутину.

Когда Феррис прибыл в УОР, он увидел в холле новый портрет короля. Вместо старой картины, где Его Величество комфортно восседал с женой и детьми, одетый в рубашку с коротким рукавом, беззаботно, словно на курорте, на новом портрете король был в форме офицера спецназа, мрачно глядел перед собой на воображаемого врага. Знак перемен, подумал Феррис. Беззаботные разговоры о реформах и обновлении закончены. Арабские лидеры почувствовали себя засунутыми в банку со скорпионами.

Хани был, как обычно, элегантен и непроницаем, игнорируя бушующие вокруг него войны. На нем была ярко-синяя рубашка без воротника, но с массивными золотыми запонками. Серый костюм сидел на нем так, как может сидеть лишь вещь, сшитая у хорошего портного, — брюки едва прикрывают ботинки, пиджак аккуратно притален. На лацкан пиджака была приколота маленькая пальмовая ветвь, в честь Рождества. Было ли это знаком уважения к посетителю-американцу или к множеству христиан, работающих под началом Хани, Феррис не знал.

— Счастливого Рождества, — сказал иорданец, пожимая Феррису руку. Он немного задержал ее в своей, формулируя свой вопрос. — Если ты, конечно, христианин. По-моему, я ни разу не спрашивал об этом, но вы, американцы, нынче столь религиозны… Хуже, чем в Саудовской Аравии. Тем не менее Рождество ведь для всех, не так ли? Здесь, в Иордании, деревья в честь Рождества наряжают даже мусульмане.