Совок

— Мне все равно придется выйти на ту землю. И все равно придется залазить в комбинат. Я уже и так туда залез. То, что ты видишь на моей голове, это оттуда. Вопрос только в том, сунусь я туда через неделю, как слепой щенок или хоть что-то буду знать об этой помойке. Если можешь, помоги мне, Соня, расскажи.

А Соня в это время совсем другими глазами осматривала шрамы на моей голове, надо сказать, уже неплохо прикрытые отросшими волосами. Сейчас ей, совершенно точно, было не до выяснений нюансов в нашей с ней лавстори.

— Никто ничего точно не знает про дела, которые там творятся. Но то, что там крутятся огромные деньги и, что деньги эти левые, известно даже мне. Если бы не Сергей Викторович, то всех бы там давно пересажали. Но у Мухи везде связи и все от него кормятся. Поэтому, тебя свои же и уничтожат! — рот у Соньки некрасиво скривился и она вдруг начала подвывать.

Обычно она старалась производить впечатление, а тут было видно, что ей все равно, как она сейчас выглядит.

— Ваш генерал никогда не пойдет против Мухи. И прокуратура не пойдет. — немного успокоившись начала между всхлипами излагать Софа, — Каждую пятницу шофера милицейских и прокурорских начальников города и области заезжают на территорию комбината и выезжают оттуда с полными багажниками.

— Я примерно знаю на чем они деньги делают. Про одну схему знаю достаточно детально. Но Плехановку я не заканчивал. Даже на тройки. Сонь, подскажи, как хлопнуть этих упырей, а? Чтобы надежно и чтобы они не спрыгнули, — я просительно уставился на расстроенную и испуганную Софу.

— Торопить я тебя не буду, неделя у меня еще есть, ты подумай пожалуйста, на чем их зацепить.

— Хорошо, я подумаю, — с какой-то отрешенностью произнесла она и начала убирать со стола.

Сегодняшняя обязательная программа была бурной. Может быть, Софа набирала эмоций впрок или таким образом пережигала в себе тревоги и страхи. Однако крайним в ее треволнениях как всегда оказался я. Изо всех сил стараясь измотать и тем самым отвлечь вдову от рвущих ее сердце переживаний, я сам выдохся и обессилел. Пока дополз до кухни и размародерил вдовьи запасы нарзана, она перестелила постель. После почти литра шипучей минералки, да еще на свежих и сухих простынях, я снова почувствовал себя венцом природы. Софья Львовна, тоже стала эмоционально поуравновешенней и носом уже не шмыгала.

— Я тебе очень благодарна, спасибо тебе! — без надрыва и очень спокойно произнесла она.

— Носи, не стаптывай! — расслабленно и абсолютно бездумно ответил я, дождавшись наконец благодарности за возвращенные импортные шузы.

— Я не за туфли. Я за то, что моя жизнь раскрасилась, раньше она серая была.

Я скосил глаза. Сонька, подперев щеку, смотрела куда-то мне за ухо, туда, где кроме стены ничего не было. И было понятно, что ничего она там не видит. Ощущение было, что взгляд ее направлен внутрь себя самой. Несколько секунд я мучился и пытался понять, где и когда мне довелось увидеть это лицо и этот взгляд. Вспомнил и понял, как только Соня подняла на меня глаза. Выражение этого лица и этих глаз я видел в дальнем углу старой ташлинской церкви. Саму икону Богородицы я так и не вспомнил, а глаза и печальную умиротворенность того лика я видел сейчас перед собой.

— Ты чего? — тревожно потеребила меня за плечо снова земная Сонька, — Что с тобой?

— Со мной все хорошо. Потому, что ты здесь, потому, что ты рядом. Я тоже тебе очень благодарен…

Глава 21

В трамвайно-троллейбусное управление я приехал к восьми утра и сразу пошел искать профком. Профком я нашел, но дверь его оказалась закрытой. Председателя, того самого мужика, который с трибуны Волжского РОВД вчера переживал за своих водительниц, я обнаружил в депо ТТУ. Было видно, что кабинетным бюрократом он не был и прямого общения с трудовыми массами не чурался. Петр Васильевич Карабанов стоял в окружении женщин, что-то от них выслушивая. Тетки, напоминая собой стаю индюшек, о чем-то наперебой галдели. Я напрягся. Не дай бог, если за прошедшие сутки опять кого-то из здешних красоток прищучил рукастый ловелас. Тогда они мне самому прямо сейчас все и поотрывают. И не только руки. Отомстят, так сказать, за все свои страхи и чьи-то беспонтовые хватания. Без малейшей жалости и снисхождения. И не принимая моих оправданий, что сам я ни разу не маньяк. Что служу я в Советском РОВД, а вовсе даже не в Волжском, они тоже слушать не станут. Я слишком хорошо помнил диалектический постулат, что именно булыжник, а никак не разум, является главным оружием возмущенного пролетариата. Вряд ли у здешних пролетарок, измученных непоследовательными приставаниями маньяка, головы устроены как-то по-другому. А то, что кипит их разум возмущенный, вчера было видно и без очков.

— Здравствуйте, Петр Васильевич! И вы, девушки, тоже здравствуйте! — приветливо поздоровался я с возбужденными тетками, большинству из которых было за сорок.

Профсоюзник и трамвайщицы, повернувшись ко мне, удивленно замолкли, оглядывая незнакомого им вежливого парня в партикулярном платье.