Такие душевные разговоры описали Мопассан и Куприн – про маму в деревне, тяжелые заработки. Конечно, история иначе воспринимается, когда говорит голая женщина, ее большая грудь лежит у вас на плече, а вашу руку она кладет себе на бритый лобок.
– Тяжелая у тебя работа, – сказал я стандартную фразу.
– Не говори! Вчера с шестерыми кувыркалась.
– С шестерыми?
– Приехала к одному полковнику, а у него там пять однополчан. Шучу, они не воевали совсем, какие однополчане! Пропитые дяденьки, седенькие. Твои ровесники примерно. Тебе сколько лет?
– Сорок.
– Ну, им тоже по шестьдесят, я говорю, ровесники. Шесть человек, ага! Я говорю: давайте по сто баксов каждый. А они уперлись: как это так, говорят! Не дадим, говорят! Визит-то один! Я говорю, врешь, дедуля, я разве с тебя за проезд деньги беру? Мне что в Новогиреево, что в Мневники ехать – без разницы. Проезд – это моя проблема. А с тебя я деньги беру, за то, что ты на меня залезаешь. Логично?
Она говорила спокойно, объясняла свою правоту – как если бы работала в прачечной или таксопарке. Бывает, разговоришься с таксистом, он тебе все про таксопарк выложит. Ну и здесь точно так же.
– Логично, – сказал я.
– Вот и я говорю. При чем тут это: один визит или два? Что за демагогия! Тут количество людей считается, а не расстояние. А он мне, знаешь, что говорит? У тебя сигареты есть? – Я дал ей сигарету. – А он говорит: я тебе за время деньги плачу, почасовые. Вот ты и считай, что я тебя за час шесть раз поимел. Хитро, да? Придумал! Полковник, сука!
– Это нечестно, – сказал я.
– Ага, я и говорю, нечестно. Обычно ведь час на что уходит? Ну, кинет он тебе палку, полежит полчаса, повздыхает. Только соберется на второй заход – а уже все, дядя, час прошел. Еще надо сто баксов. А это не всякий потянет, еще сотку выложить. Мы потому с девчонками и стараемся к пожилым ездить. Работы на десять минут, а деньги те же.
– А как ты знаешь, что он пожилой? По голосу?
– По голосу, конечно. Ну а потом, пока парню двадцать, он к таким девушкам, как я, ходить не будет. У него лишних денег нет. Ну, короче, я с ними заспорила. Нет, говорю, товарищ полковник, по шесть палок в час – это мы не договаривались. Это, говорю, к жене обращайтесь. Она вас, может, за сто баксов и обслужит шестерых. Ну, посмеялись полкаши.
– Деньги дали?
– На четыреста договорились. Скидку я им сделала. Я считаю, нормально. Тем более у одного вообще не встал. Только, говорю, деньги вперед. А то у меня без денег смазка выделяться не будет. Пошутила так.
Она говорила спокойно, рассудительно, как шофер такси рассказывал бы о проблеме с движком.
– Дали четыреста. Но тут еще что интересно? Чтобы потом не отняли. А то у меня один хачик все обратно забрал. Хочешь, говорит, я тебе лицо порежу? Ну, я ему и отдала его стольник. А он мне говорит, мы люди честные, я только свое забрал – а мог бы все у тебя забрать. А я человек чести, только свое беру. Вот так сказал. А зачем же ты, человек чести, у меня зарплату отбираешь, говорю? А потому, говорит, что ты со мной удовольствие получала, что же я, говорит, не видел? А за твое удовольствие я платить не обязан. Ты, говорит, обкончалась подо мной. И верно, мне с ним ох как хорошо было! Вот и взял он свои сто баксов назад. Но я не жалею, может, он и прав был. Подумать надо. Интересная ситуация, в принципе.
– А эти полковники тоже отняли деньги?
– Я денежки на всякий случай в носки положила. У меня носочки такие беленькие, прикол у меня такой, я их не снимаю. Чулочки или носочки – и обязательно белые. Клиентам нравится – девочка как в кино. Вот я в туалет пошла, а там денежки в носочки спрятала. Думаю, захотят отнять – не найдут. Но они даже искать не стали. Неплохие дяденьки. Четыреста баксов за час заработала.
– А в месяц сколько выходит?
– Ой ты какой! Так я тебе и сказала! Ты же потом все помножишь, разделишь и ревновать меня будешь! Скажешь: ах, у вас столько мужчин было! Ах, я у вас не первый! Скажешь, да? Хотя у нас с тобой, считай, и не было ничего. Ты прямо хуже полковников. Не нравлюсь я тебе, да?
– Хоть тысяча в месяц выходит?
– И две выходит. Правда, чтобы две получилось, это надо себя не жалеть.
– Две – это прилично.
– Так двести матери отсылаю – на дочку.
– Что так мало?
– А нечего баловать. Там, в деревне, жизнь дешевая. А потом мне за квартиру платить – еще триста долой. Одеться надо, верно? Я разве тебе понравлюсь, если у меня белых чулок не будет? И пятьсот я должна отложить. Я в банк деньги откладываю.
– Зачем?
– А на квартиру. Думаешь, я совсем пропащая? Еще три года подкоплю и однокомнатную куплю в Свиблово. Хороший район, мне нравится. Магазины хорошие. А то некоторые девочки Новогиреево хвалят. Я так считаю: Свиблово лучше.
– Дочку в Москву перевезешь?
– Перевезу, конечно, что же я, плохая мать, по-твоему? Я свою дочку люблю. У тебя вот дети есть?
– Есть.