У меня даже хватило ума не рвануть с места сразу же, да еще и с пробуксовкой. Как можно дальше от, вдруг ставшего мне таким ненавистным, Октябрьского РОВД. Разум зрелого опера победил и с парковки я тронулся после того, как откинувшись на подголовник сиденья, прослушал две умиротворяющие битловские композиции. Такого уровня релакс не сработать не мог по определению. Наверное, потому мне уже и не так сильно хотелось убить кобылообразную Дуньку. И еще кого-нибудь из знакомых, а так же из ранее не встречавшихся на жизненном пути замполитов…
Хорошо, что транспортные потоки нынешнего времени кратно уступают тем, к которым я привык. Привык, пока проживал в суетном двадцать первом веке, густо переполненном не только отечественными средствами передвижения. Зато сейчас я рулил, нисколько не напрягаясь и, управляя «жигулём» практически на автопилоте. Попутно размышляя о надвигающейся на меня беде. Которая алчно и безжалостно, как бульдозер над беззащитной фиалкой, нависла над моей шикарной трёшкой. Взятой с боем и не за просто так.
Именно, что как взбесившийся и абсолютно неумолимый бульдозер. Потому как в данный момент я со всей очевидностью понимал, что Дунька-коммисарша в этой ситуации закусила удила. Как лошадь Чапаева в лихой сабельной атаке. Я это, стоя перед ней нынешним утром, не только почувствовал, но и зримо разглядел. Поскольку совершенно точно успел заметить в её глазах, что азартная идея Ильича экспроприировать экспроприированное, ей самой очень нравится. И что она решительно настроена на победу в своём разбойничьем порыве. Я нисколько не сомневался, что монструозная полит-мерзавка в своём маниакальным упрямстве обязательно пойдет до финишного конца. Который ей, с её замполитовской колокольни, бесспорно, видится не иначе, как победным. В её святой и наскрозь справедливой борьбе с кулачеством. Позорным жилищным кулачеством, чуждым политике партии и омрачающем советскую действительность. Пока что в масштабах Октябрьского РОВД. Мадам Дуня на окормляемой ею территории столкнулась с мелкой, но уродливой социальной язвой в лице напрочь охеревшего лейтенанта Корнеева. И теперь явно настроена выжечь её калёным железом. Я для неё, бесспорно, самый настоящий классовый враг. Противопоставивший себя советскому обществу своей пропиской на чудовищном и ничем неоправданном изобилии квадратных метров.
Вдобавок, моя, визуально, но ошибочно воспринимаемая юношеская сущность в очередной раз сыграла злую шутку. И опять не только со мной. Но, как водится, еще и с очередной номенклатурно-советской сволочью. Самым роковым для неё образом ошибшейся в выборе объекта для своих шуток. И снова, и в очередной раз мне придётся доказывать, что мальчик для битья, и прочих обидных извращений, из меня никакой. Сказать, чтобы я от этого устал, так нет. Но с другой стороны, я слишком хорошо понимал, что до сей поры щадившая меня теория вероятности, уже давно вправе взбрыкнуть. И приложить хитрожопого ветерана, с относительным комфортом прижившегося в шкурке неуёмного юноши, фэйсом к тэйблу.
Доехав до дома, я почти окончательно пришел в себя и успокоился. Вплоть до состояния приветливой улыбчивости. На, хоть и ментовской, но от природы незлобливой физиономии. С которой я и вошел в квартиру, где встретил выскочившую в коридор Елизавету.
Если у меня отберут мою трофейную фатеру, да еще с опрометчиво завезённой в неё мебелью, то мне будет обидно. Обидно и некомфортно. Поскольку тогда придется втроём ютиться в этой просторной, но всё же двушке. Так как я сам настоял, чтобы Левенштейны перед отъездом продали софьин кооператив и обменяли вырученные деньги на валюту.
Жить в общаге или на съемной квартире? Но, твою мать, с какой радости⁈ Только лишь по той причине, что какая-то мадам Капитонова так решила? Убью суку!
Я оглядел стены прихожей и уходящий в сторону кухни коридор. А оглядев, выматерился. Про себя. Или, сказать точнее, на себя. Знал же, что неумолимая советская действительность в любой момент может подложить мне свинью. Коварно отомстив за моё отвоёванное у Гудошникова жилищное изобилие. Знал, но так ничего и не предпринял. Всё правильно, ибо каждый русский человек думает, что он не каждый. И я тому мудрому афоризму лучшее подтверждение.
— Мой руки и есть пошли! — уверенная команда внештатной племянницы прервала мои тягостные мелкобуржуазные размышления, — Ты чего такой задумчивый, у тебя неприятности? — обеспокоенно заглядывая в глаза, Лиза подошла и прижалась к плечу.