Совместимая несовместимость

— А у тебя не возникло ощущения, что в доме как будто присутствует волшебство?

— Ого! Я как будто слышу романтические интонации в голосе моего циничного друга? — с обидным, хоть и ожидаемым сарказмом отреагировал Мишка.

— Эх-хе... — стараясь не обращать на него внимания, мечтал Иван. — Ну, волшебница здесь уж точно живет... И вообще, от циника слышу!.. Да нет, здесь определенно что-то есть, и это было, когда волшебница еще под стол пешком ходила и сопли вытирала кулаком... Атмосфера-то сказочная, разве не чувствуешь — ты ведь человек искусства?! А вот я это сразу заметил, еще когда в самый первый раз здесь оказался...

Он не успел ответить.

— Эй!! Мы гулять сегодня пойдем? Или как? — послышался требовательно-звонкий голос.

Внизу, под балконом, немного левее сада, Варвара стояла на неширокой дорожке из грязно-белого ракушечника. Уже здесь дорожка начинала неизбежно спускаться к морю. Прикрывая рукой глаза от слепившего ее солнца, Варвара ждала их.

— Ну, пошли, — выбросил очередной окурок Мишка. — Твоя фатальная волшебница зовет.

ГЛАВА 12

И они пошли гулять.

Постепенно спустились по неширокой дорожке, что начиналась прямо у дома, миновали обступившие ее с обеих сторон каменные стены, за которыми видны были разнокалиберные домики с одинаково роскошными садами, такими же, как у них.

Они вышли на так называемую «центральную площадь». Здесь их внимание привлек пожелтевшими колоннами с пышной лепниной единственный в городе «зимний» кинотеатр, у входа в который, утопая в насыщенном запахе крымских роз, дрейфовали огромные шахматные фигуры на огромных шахматных досках. Местные старички, реже — одинокие отдыхающие, немногословные служители древнего курортного культа, медленно переставляли их, каждодневно совершая свой обязательный непонятный ритуал.

Оказавшись посередине «центральной площади», Иван и Варвара непроизвольно посмотрели по сторонам — маршрут прогулки мог сейчас повернуть и направо — в сторону дворца и города, и налево — в сторону парка. Они, не сговариваясь, повернули направо. Городок встретил их выгоревшими асфальтовыми дорожками, вдоль которых вольготно расположились разностильные, неухоженные магазинчики, милые в своей нетронутости рыночной цивилизацией. Кисловатый, будоражащий и почти забытый аромат разливного пива робко струился из нескольких открытых ресторанов, смешиваясь с густым, нахально лезущим в нос запахом украинского борща, что поспевал к обеду в пристроенных к ресторанам столовках.

Они шли втроем, растянувшись на всю ширину центральной улицы, кайфуя оттого, что никому не могли этим помешать — потому как им почти никто и не попадался навстречу, кроме двух-трех бабулек с авоськами, набитыми красным болгарским перцем, да одной дородной мамаши с двумя громко клянчившими мороженое мальчишками.

Несколько раз они останавливались.

Сначала у окна нежно-голубого киоска, чтобы выпить по стаканчику холодного, кислого кумыса. Мишка кумыс пить не хотел, но ему пришлось — ведь его навязчивым хором заверили, что это лучшее средство «от нервов». И затем шли дальше, невоспитанно причмокивая от восхитительного, сладкого послевкусия. Еще раз остановились, чтобы покурить, сидя под большим инжиром на теплом каменном парапете и разглядывая живописно размытые дождем буквы афиши на белой стене открытого кинотеатра. И в третий раз — чтобы полюбоваться морем, которое увидели с аллеи, поросшей пальмами и кипарисами, — оно синело внизу, как огромный сапфир в оправе из бирюзы неба и желтого золота солнечных бликов. И оно снова поманило, обещающе раскрыв прохладные, свежие объятия... Но они были близки к цели. Целью прогулки был дворец. Городок, со всеми своими кинотеатрами и столовыми, ресторанчиками и магазинами, аллеями и клумбами, был всего лишь обрамлением дворца — настоящего замка и огромного, поистине великолепного парка.

«Милые, чудные, далекие и нереальные: графы, бароны, фрейлины и великие князья — Шереметевы, Воронцовы, Голицыны! Не знаю, что вы там сделали плохого или хорошего в истории моей страны, мне об этом все равно никто и никогда не расскажет правду, даже если кто-нибудь ее и знает. Зато я точно знаю, что вы сделали лично для меня. Вы жили так, как вы жили, так, как я никогда не буду жить, но, чтобы мне легче мечталось, вы оставили мне эти дворцы и парки, усадьбы, особняки, деревни, зимние сады и коллекции фарфора. И это гораздо реальнее и ценнее для меня, чем все то другое, может быть, тоже прекрасное, совершенное вами...»

— Сейчас увидите, где я работаю! — сказала Варвара с не считающей нужным таиться гордостью.

Она явно разделяла его слабость к наследию царизма.

Узнав, где и кем она работает, он был удивлен, а еще больше, как ни странно, уязвлен — она ведь оказалась совсем не той «провинциальной барышней», за которую ее поначалу принял Мишка, да и он заодно!