Советский Пушкин

Друзья!
Немного снисхожденья—
Оставьте красный мне колпак,
Пока его за прегрешенья
Не променял я на шишак…

Даже обращаясь к лицу из царской семьи, к жене императора, Пушкин считает необходимым напомнить:

На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил;
И силе, в гордости свободной,
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.

(Ответ на вызов написать стихи

в честь ее императорского величества,

государыни императрицы

Елизаветы Алексеевны.)

И уж без приглаженности, неизбежной в послании такому адресату, Пушкин повторяет задорно и смело ту же мысль, соединяя личную свободу, деревенскую непринужденность, наслаждения Вакха и Венеры с политическим свободомыслием:

От суеты столицы праздной,
От хладных прелестей Невы,
От вредной сплетницы молвы,
От скуки, столь разнообразной,
Меня зовут холмы, луга,
Тенисты клены — огорода,
Пустынной речки берега
И деревенская свобода.
Дай руку мне.
Приеду я
В начале мрачном октября:
С тобою пить мы будем снова,
Открытым сердцем говоря
Насчет глупца, вельможи злого,
Насчет небесного царя,
А иногда насчет земного.

(«В. В. Энгельгардту».)

Мысль о связи личной свободы и личного достоинства с освобождением от политического угодничества перед самодержавием, с политическим вольнолюбием Пушкин выражает неоднократно. В стихах, адресованных Гнедичу., написанных во время южной ссылки, он противопоставляет независимость своего отношения к Александру с малодушием Овидия, сосланного в те же края, из тех же мест напрасно обращавшегося к императору Октавиану Августу с верноподданническими посланиями:

Все тот же я, как был и прежде,
С поклоном не хожу к невежде,
С Орловым спорю, мало пью,
Октавию, в слепой надежде,
Молебнов лести не пою…

(Из письма к Гнедичу)

Идеал свободной и счастливой жизни для отдельного человека Пушкин расширяет до идеала политической свободы.

Фильм «Юность поэта» вышел на экраны в 1937 году

Лишь последняя обеспечивает первую, лишь политическая свобода, свобода для всех обеспечивает личное благоденствие. В знаменитой оде «Вольность» свободолюбие Пушкина достигает обдуманных, чеканных формулировок, не менее точных, чем формулировки иных конституций. Мысль и стих Пушкина делаются энергическими, проникнутыми революционным воодушевлением.

Увы! куда ни брошу взор,
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — рабства грозный гений
И славы роковая страсть.
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит
И преступленье с высока
Сражает праведным размахом;
Где неподкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Дает закон — а не природа —
Стоите выше вы народа,
Ню вечный выше вас Закон.

С лиры Пушкина нисходят даже необычные для нее звуки — призывы к борьбе, призывы к революционному насилию:

Тираны мира!
Трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!

К тому же ходу мыслей, характерному для апогея революционных настроений Пушкина, относится следующая замечательная запись его: