Как же шла наша лесная жизнь? Мы, ребята, любили ставить петли — нехитрый капкан. И за день обязательно два-три рябчика поймаешь. Боровой дичи в наших лесах и сейчас, наверно, много, а тогда было полно — рябчик, тетерев, глухарь. Их добыча входила в наши обязанности. С середины августа начинает краснеть рябина, и в это время боровая дичь переходит с ветки на землю. Мы выгоняли корову и шли проверять свои петли, у каждого штук двенадцать—пятнадцать. Каждый знал свой маршрут.
Конечно, грибы и ягоды. Когда шли боровики-красноголовики, то выходишь на полянку — она вся красная. Много было рыжиков, подосиновиков, груздей, волнушек. Собирали малину, чернику, клюкву. Сколько этой ягоды было — рассказать нельзя, это надо было видеть...
Зимой — лыжи, санки. Этот инвентарь делал всем нашим ребятам дядя Паша, отец друга моего детства Володи Неклюдова, мастер на все руки. ■
Ребята все у нас были крепкие, в детстве ничем не хворали. Как только снег сошел, чуть-чуть пригрело, мы все уже босые. И так все лето бегали, никаких сандалий. В Беглове имелся один лекарь-фельдшер на весь сельсовет. Лечил все — и простуду, и зубы, и сердце. Была у него и трубка для прослушивания. Но сам я у фельдшера не был ни разу.
Летом комаров и мошки было, прямо скажем, больше, чем нужно. Тучами висели. Вечером выходишь гулять, берешь ветку и махаешь. Других средств от этой напасти не имелось: ни кремов, ни сеток. Но мы к этому были привычные.
Ельма у нас только набирает силу, берет начало на Окишевском болоте. Протекает, изгибаясь, по красивым местам. Плес, потом — узкая протока. Доходила к нам из Кубенского озера на нерест ценная рыба нельма, но не всегда, а обычный наш улов — щука, налим, плотва, окунь. Рыбачили постоянно. Иногда били рыбу острогой — это палка, на острие — гвоздь, расплющенный на камне и заточенный.
Зверья вокруг тоже хватало. Медведей я видел только убитых охотниками, а вот волки ходили зимой прямо по деревне. Мороз их гнал. Собак держали в избах, иначе волки сожрут немедленно. На людей они не нападали. Мне как-то бабушка рассказывала: идет по тропе, метрах в десяти увидела волка. Она крикнула: «У, серый!» Он повернулся и ушел. Как-то охотник нашел волчье логово и принес в деревню волчат, одного подарил мне. Так вот у самого охотника волчица ночью сумела утащить волчонка из сеней. А я держал волчонка в избе, так волчица ходила неделю вокруг дома и выла. Зверь подрос, и пришлось отвезти его куда-то в Кубенское.
Никаких лампочек у нас не было. Избы освещались лучинами. Правда, моей маме как учительнице давали немного керосина. Когда она сидела вечером над тетрадками, горел под стеклом фитилек, и то не всегда. А лучина крепилась на стене, это тонкая щепа. Полено березовое, которое меньше чадит, сушили и острым ножом щепали. Чем тоньше, тем лучше горит и меньше дыма. Горит такая лучина минут пятнадцать—двадцать, под ней чугунок, куда мы сбивали нагар.
Но в деревне все дела старались делать засветло, в семь часов вся деревня уже спит, а хозяйки вставали ранним утром, надо печь топить, чугуны ставить.
Радио при мне не было, никаких репродукторов. Телефон один в сельсовете в Беглове. Лесной остров? Совершенно верно...
Хорошо помню брата, Клубова Алексея Федоровича. Как-то сразу после войны он прорвался к нам через бездорожье на машине со спецоборудованием. Это была мастерская, он приехал ремонтировать нашу сельхозтехнику. Был хороший летний день, мы окружили машину, которую рассматривали во все глаза. Сам Алексей Федорович был в нашей округе человек известный, в нашем сельсовете спроси любого, кто такой Клубов, — знал каждый, от ребенка до старика. Был он известен как главный механик МТС, которая обслуживала весь Кубено-Озерский район. Алексею Федоровичу был тогда лет около сорока, очень светлый, крепкий мужик, внешне суровый.
О дважды Герое Советского Союза летчике Клу-бове я узнал уже после войны. В Высокове учитель рассказывал нам о славных земляках. Мы, красносе-лы, гордились, что он с Красного берега, из Ярунова. Про Покрышкина слышали, но с нашим земляком мы их имена тогда не связывали. Александр Клубов представлялся нам как человек легендарный. Мы понимали, что звание Героя, а тем более дважды, на войне просто так не дают...»
Следует сказать в завершение этой главы и о том, что такие герои, как Покрышкин и Клубов, не могут быть воспитаны за одно поколение. Даже если это поколение — одно из самых выдающихся в истории страны. Таких героев рождали века самобытного уклада народной жизни, уклада русского крестьянства. Наверное, как мало кто в истории, русский крестьянин был оклеветан, оболган или просто не понят.