— Что ты делаешь, Гриша, когда у тебя затупится резец?
— Известно что, — пожал плечами Семенов, — останавливаю станок, снимаю резец и иду точить.
— Вот видишь, а у меня всегда имеется запасной резец. Как только один затупился, я ставлю новый и иду на заточку. Точу, а станочек-то работает, выдает деталь за деталью. Понимаешь? А твой станок, пока ты затачиваешь резец, простаивает.
— Так просто! — удивился Семенов. — И это дает тебе сто шестьдесят процентов?
— Ну, не только это, — засмеялся Саша, — но из таких вот мелочей и складываются большие проценты.
Каждый инструмент у Клубова на своем месте, все у него продумано еще до начала рабочего дня. За полчаса до начала смены он уже осматривает свои шесть станков, изучает чертежи деталей. Каждый из станков производит девять операций, режет металл со скоростью 100 метров в секунду. За день — две с половиной тысячи стальных и латунных деталей карбюраторов с грохотом летят в железные ящики.
Александр обычно серьезен и вдумчив, но и удаль молодецкая нет-нет да и дает о себе знать. Многим запомнился случай вскоре после появления Саши на заводе, когда внезапно, в обеденный перерыв, по цеху стремительно покатилась четверка ребят, как будто вставших на роликовые коньки. Начальник цеха Фридрих Фридрихович Аунапу, к которому доставили нарушителей спокойствия, потребовал:
— А ну-ка, Клубов, разуйся!
Тот скинул башмаки на деревянной подошве (рабочие называли эту спецобувь «шанхаями»), и начальник цеха увидел, что в подошвы искусная рука врезала и закрепила шариковые подшипники, которые отлично скользили по полу, выложенному брусчаткой и залитому машинным маслом. Сурово проводив юных автоматчиков, Ф. Аунапу долго смеялся: «А ведь здорово придумали.'Вот тебе и рационализаторы».
Хорошее настроение и дальше сохранялось у Клубова в дружном коллективе Ленкарза. На заводе кипела жизнь. Откликалась на все события газета, активно работали красные уголки, оборонные кружки. Имелись свои духовые оркестры и футбольные команды. Был искренний мощный порыв к созиданию, к творчеству.
Современный историк М.М. Горинов пишет: «Если попытаться определить общую доминанту направления советского общества в 30-е годы, то, думается, вряд ли следует их рассматривать в парадигме «провала» в «черную дыру» мировой и русской истории... В этот период в экономике на смену эгалитаристским утопиям рубежа 20—30-х гг. идет культ инженера, передовика, профессионализма; более реалистичным становится планирование... В области национальногосударственного строительства реабилитируется сама идея государственности. По всем линиям происходит естественный здоровый процесс реставрации, восстановления, возрождения тканей русского (российского) имперского социума».
Историк Ю.В. Емельянов приводит такие факты. К 1938 году была в основном выполнена программа широкой реконструкции народного хозяйства, начатая в первой пятилетке. В 1937 году свыше 80 процентов всей промышленной продукции дали новые предприятия, построенные или реконструированные в первую и вторую пятилетки. Была в основном завершена программа ликвидации неграмотности среди населения в возрасте до 50 лет, и к 1939 году уровень грамотности составил свыше 80 процентов. По сравнению с 1914 годом число студентов увеличилось в семь раз. Напомним, что до революции в вузах крестьянских детей училось всего 2850 человек.
Сталин отмечал: «Наша промышленность выросла в сравнении с довоенным уровнем более чем в девять раз, тогда как промышленность главных капиталистических стран продолжает топтаться вокруг довоенного уровня, превышая его всего лишь на 20—30 процентов. Это значит, что по темпам роста наша социалистическая промышленность стоит на первом месте в мире».
Оценивая итоги первых пятилеток, американский геополитик Э. Хантингтон, отнюдь не сторонник коммунистической идеологии, ставил модернизацию хозяйства СССР в 1929—1941 годах в один ряд с такими событиями в истории человечества, как открытие огня нашими предками.
...Жизнь Александра обретала гармонию. Он любил поездки с друзьями в Павловск, прогулки по аллеям пейзажного парка, экскурсии по залам дворца-музея. Как известно, в годы войны замечательный Павловский ансамбль был разрушен оккупантами и восстановлен лишь в 1973 году.
Как-то в библиотеке на Грузинской улице посмотрели читательские формуляры — читают ли комсомольцы цеха, работают ли, как тогда говорили, над собой. Формуляр Клубова, исписанный вдоль и поперек, поразил девушку, пришедшую в библиотеку с «инспекцией». Александр перечитал тома классических произведений — Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, Кольцов, Никитин, Есенин. Обратим внимание — здесь и поэты, воспевшие русскую природу и деревню, и психологическая проза. А рядом с художественной литературой — учебники по аэродинамике и авиамоторам, книги по истории воздухоплавания и авиации. Но от предложения снять копию с формуляра и поместить ее в стенной газете цеха как образец для подражания Клубов категорически отказался.