Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Алексей Лебедев. Я его и сейчас вижу как живого, широкоплечего, статного моряка Алешу Лебедева, талантливого поэта, настоящего человека и замечательного товарища. Вижу его курсантом военно-морского училища и офицером-подводником. В памяти моей встают звучащие с его голоса стихи, насыщенные соленым простором Балтики, полные романтики странствий, воспевающие мужское мужество и мужскую любовь к жизни. С первого дня войны штурман подводник Алексей Лебедев вместе с друзьями вышел навстречу своей военморской судьбе, и их боевая лодка «не вернулась на базу» после одного из походов. Ранняя смерть под холодной толщей вод Финского залива подрезала широкие крылья яркой и сильной песни.

Всеволод Багрицкий… Маленький домик в старом дачном Кунцеве. Тесная комната, заставленная аквариумами. Все это будет потом предано бессмертию в стихах Эдуарда Багрицкого. И среди этого удивительного мирка — озорной, шаловливый, дерзкий мальчишка, остроглазый, черноволосый. Мальчишку зовут Всеволодом. Он сын хозяина комнаты. Ему отец — в стихах «Папиросный коробок» — передавал во владение всю землю. Этот сорванец на моих глазах вырос, превращаясь из просто озорника в озорного школьника, а потом — в начинающего поэта, участника студии начинающих актеров и драматургов, руководимой и вдохновляемой ныне знаменитым Алексеем Арбузовым. Там они, возрождая традиции первых революционных лет, коллективно писали и ставили пьесу «Город на заре». Были у них широкие и дерзкие замыслы, но пришла война… Сын поэта, написавшего:

Валя, Валентина,
Видишь: на юру
Базовое знамя
Вьется по шнуру.
Красное полотнище
Вьется над бугром.
«Валя, будь готова!» —
Восклицает гром, —

вчерашний пионер, совсем еще зеленый юноша, Всеволод Багрицкий сказал привычное пионерское «Всегда готов!» грому, накатывающемуся с Запада, и уехал на фронт, чтобы встать в ряды писателей — армейских газетчиков. Недолго он провоевал. Бомба, сброшенная с «юнкерса», догнала его в болотах Северо-Западного фронта, где-то около Старой Руссы.

Георгий Суворов… Это было в разгар подмосковной битвы. Ко мне пришел дежурный по полевой редакции газеты Западного фронта «Красноармейская правда» и сказал: «Вас там какой-то лейтенант спрашивает. Можно?» В каморку вошел молоденький лейтенант со всеми внешними признаками уже повидавшего огонь человека и сказал, встав по стойке «смирно»: «Лейтенант Суворов. Разрешите обратиться, товарищ старший батальонный комиссар…»

Он сел около стола, заваленного материалами для очередного номера, и коротко сказал мне, что возвращается из госпиталя на Ленинградский фронт и хотел бы показать мне стихи. После этого он достал из полевой сумки тетрадь и стал читать. Это были выношенные, выстраданные, выползанные под вражьим огнем лирические строки, в которых свое переплеталось с общим и наоборот: общее приводило к своему, личному. Стихи были молодые, ломкие, в них еще отчетливо были видны следы юношеской начитанности автора, частенько лирическую ткань прерывала привычная в предвоенные годы риторическая велеречивость. То есть все было так, как бывает с первыми тетрадями начинающих поэтов. Но сквозь шелуху привычных слабостей пробивались оригинальный, неповторимый голос будущего таланта и сильная, мужественная человеческая душа.

Часа два мы просидели с Георгием, толкуя о его стихах, о поэзии, о том трудном времени, которое выпало нам на долю. Ни о чем не попросив, Георгий встал, пожал мне руку, поблагодарил и оставил тетрадь на тот случай, чтобы, если мы будем издавать сборник произведений начинающих фронтовиков, включить в него кое-что из прочитанного.

Лейтенант Суворов ушел, и через каких-нибудь несколько месяцев смерть настигла его в болотах Ленинградского фронта. Тетрадь осталась где-то в архивах редакции.

Имена. Имена. Имена. Один за другим возникают в моей памяти ленинградец Юрий Инге и мой товарищ по корреспондентству в «Красной звезде», фронтовой газетчик Леонид Вилкомир. Не могу я забыть и славного героя татарского народа Мусу Джалиля, которого я знал до войны и с которым случайно встретился, когда он отправлялся на фронт, чтобы возвратиться в память народа человеком-легендой, как Юлиус Фучик, как Габриель Пери.

Одно имя за другим… И каждое звучит знакомыми по живому голосу интонациями стиха. И большинство очерчивается в памяти живым своим обликом — все молодые, талантливые, жадные до жизни, преданные родине и поэзии.

Литература — зеркало народной жизни. Война затянула в свой огненный водоворот все народы Советского Союза. И представители поэзии всех братских народов приняли участие в войне штыком или пером. И в общих братских могилах воинов-героев, рядом с русскими поэтами Уткиным, Алтаузеном, Стрельченко, Лапиным и другими, покоятся украинцы Гаврилюк, Герасименко, Шпак, белорус Сурначев, литовец Монтвила, еврей Росин, татары Джалиль и Карим, грузин Геловани, абхазец Квициниа, армянин Гурян, кабардинец Шогенцуков, осетин Калоев…