Люди, увидев его в редкие часы триумфа, иногда завидовали ему. Не объяснишь же каждому такому, что счастье и удача его были в том, что на заре жизни понял: нужно как можно больше отдавать народу и своей земле. А чем больше жил, тем больше видел, что без смелых и решительных инженерных решений созидателем не станешь, что нельзя, создавая новое, останавливаться на полумерах, а главное — никогда не страшиться ответственности. Менее всего думать о собственной благополучной биографии. Большие дела требовали риска, новаторства. Разве смогли бы рабочие построить орский завод без блочного монтажа за два месяца или в течение одного года соорудить в Заволжье две плотины и построить два водохранилища, не применив первыми в стране метод комплексной работы механизмов? Ведь бульдозеров тогда не было и в помине — сами придумали к трактору деревянный щит для уплотнения грунта. Разве чувствовал бы потом дыхание и живой пульс всех строек, если бы не прошел на первых плотинах путь от рабочего до мастера и прораба?
В тридцать четыре года Андрей Бочкин был уже начальником Главводхоза Наркомата сельского хозяйства. Во второй половине июня 1941 года, в канун войны, выехал в Литву. Там осушали болота. Нужно было заехать в Каунас для подготовки водного кадастра Немана. Даже в поезде думал о новых задачах и проблемах, решать которые еще не приходилось: как быстрее построить Ферганский канал, Уг-Курганское водохранилище, дел было невпроворот на Кубани, в Средней Азии, страдала от засух Ставрополыцина…
Война застала его в Литве. Бочкин вернулся в Москву, добился, чтобы с него сняли броню, хотел ехать на фронт, но попал в Военно-инженерную академию. В марте сорок второго года в звании военного инженера прибыл на Карельский фронт. Войны хлебнул, как все фронтовики, полз по болотам на брюхе, минировал и взрывал, участвовал в боях в Померании, брал Гдынь, форсировал Одер. И знал: после победы тем, кто останется в живых, придется страну из руин поднимать.
Когда на Родину уходили один за другим эшелоны с демобилизованными, он почувствовал, как его сердце истосковалось по мирному труду, но еще три месяца занимался разминированием побережья и морского фарватера, а товарищи по оружию, с кем съеден был добрый пуд соли и разделена последняя осьмушка махорки, подрывались на фашистских минах.
Бочкину предлагали остаться в армии, а ему не терпелось строить. Он понимал: дел невпроворот.
На первой же послевоенной стройке, Невинномысском канале, Бочкин стал собирать в первую очередь фронтовиков. Они не требовали должностей, но работали за троих: соскучились по мирному труду. В гидростроении нельзя работать вполсилы. Хорошо сказал об этом сам Бочкин: «Мне не раз приходило в голову, что работа на гидротехническом строительстве — та же война. На войне зевать не приходится, иначе тебя опрокинут, и здесь нужно непрерывно работать — на тебя наступает вода. Котлован роешь — она норовит тебя затопить, особенно в паводок. Возводишь плотину — готова снести все преграды. Ведешь под нее подкоп — грозит все размыть. Когда вы строите дом, можно передохнуть. В схватке с рекой нужно все время быть начеку. Наблюдение за водой должно идти круглые сутки, не ослабевая ни на секунду. На гидростроительстве не зажиреешь, не погрязнешь в быту. Создается особый тип человека, всегда подтянутого, привыкшего к постоянному напряжению. На Невинномысском канале все это было помножено на навыки, добытые на войне, на счастье, что работаешь не на войну, а на мир». Строил Бочкин после войны Южно-Украинский и Северо-Крымский каналы.
Но когда первый раз стоял у Ангары и смотрел на бурно проносящуюся мимо него прозрачную воду, понял, что недаром в Байкал впадает триста тридцать три речки, а вытекает только одна. Такую реку человек будет одолевать впервые, и здесь предстоят масштабы, которых вообще не знала мировая гидротехника. Воистину мудро предрек этой земле ее будущее Михайло Ломоносов: «Российское могущество прирастать будет Сибирью».
После перекрытия Ангары Бочкину вручат второй орден Ленина (первый получил за строительство Невинномысского канала), а когда государственная комиссия примет первую гидростанцию сибирского каскада, он станет Героем Социалистического Труда и приколет на грудь третий орден Ленина. А у главных ворот знаменитой Иркутской ГЭС соорудят красивую мраморную доску и напишут на ней золотыми буквами имена лучших из лучших ее строителей, в их числе будет и начальник стройки — Андрей Ефимович Бочкин.
А в первый день перед новым начальником стройка была похожа на доисторический ковчег с жалкими глинобитными лачугами да несколькими деревянными бараками, общежитиями для рабочих.