— Конечно, меня интересует это дело, — спокойно произнес молодой человек. — Эти люди по какой-то причине решили, что я своей персоной не должен осквернять этот мир.
— Чем вы не угодили Красной сотне, сэр?
Молодой человек рассмеялся.
— Ничем. Напротив, — добавил он со странной улыбкой, — я помог им.
Тут сыщику вспомнилось, что наследный принц Эскуриальский имел репутацию эксцентричного человека.
Неожиданно принц порывисто повернулся к сыщику. На устах его играла улыбка.
— Вы думаете о моей ужасной репутации?
— Нет-нет! — воскликнул застигнутый врасплох мистер Фалмут, заливаясь краской. — Я…
— О да. Я много чего в своей жизни натворил, — усмехнувшись, сказал принц. — Но это у нас в крови! Мой знаменитый двоюродный брат…
— Я уверяю ваше высочество, — с напором произнес Фалмут, совладав с собой, — мои мысли не… э-э-э… не были связаны с вами. Да, ходят слухи, что вы одно время проявляли интерес к социализму… Но, поверьте, это…
— Истинная правда, — спокойным голосом закончил принц, после чего обратил свое внимание на дыру в полу. — Есть соображения? — спросил он.
Сыщик кивнул.
— Больше чем соображения. Видите ли, мы допросили Джессена, и теперь все нити этой истории у нас в руках.
— Что намерены предпринять?
— Ничего, — невозмутимо ответил сыщик. — Дознание будет проводиться скрытно, пока мы не упрячем «Четверых благочестивых» за решетку.
— А как убили тех двоих, вы уже выяснили?
— Это тайная информация, — категорическим тоном ответил Фалмут.
Этот разговор может служить хорошим примером того, какой беспрецедентной секретности придерживалась полиция, занимаясь этим делом.
В небольшом зале коронерского суда разрешили присутствовать лишь трем журналистам и примерно пятидесяти представителям общественности. Не имея ни малейшего желания бросить тень на честнейшую полицейскую организацию в мире, я могу лишь сказать, что присяжные вели себя как никогда дисциплинированно, а зал был до того забит крепкими широкоплечими мужчинами, что представители общественности попросту не смогли пробиться внутрь. Что касается прессы, особое секретное предписание возымело действие, и трем светилам журналистики, присутствовавшим при слушании, пришлось исполнять инструкции.
Само слушание заняло очень мало времени, был вынесен приговор «неустановленному лицу или группе лиц», и (я цитирую «Ивнинг ньюс») «очередная загадка пополнила собой без того немалый список нераскрытых преступлений».
Чарльз Гарретт был одним из трех журналистов, допущенных к слушанию. После завершения процесса он встретился с Фалмутом.
— Послушайте-ка, Фалмут, — недовольно произнес он, — как это понимать?
Фалмут, который знал этого маленького человека и имел причины испытывать благоговейный трепет перед ним, лишь многозначительно покачал головой.
— Проклятье! — не очень-то вежливо сказал Чарльз. — Да не будьте вы таким таинственным! Почему нам запрещают говорить, что эти парни мертвы?
— Вы виделись с Джессеном? — спросил сыщик.
— Виделся, — резко бросил Чарльз. — И после всего, что я сделал для этого человека, после того как я приобщил его к культуре…
— Он не захотел с вами разговаривать? — невинно поинтересовался Фалмут.
— Да он закрылся в себе, как моллюск в раковине! — в голосе журналиста послышалась досада.
— Хм! — Сыщик задумался. Рано или поздно Чарльз догадается о связи, а он, пожалуй, единственный человек, который сумеет раскрыть тайну Джессена. Пусть уж лучше он сейчас обо всем узнает. — Я бы на вашем месте, — негромко сказал Фалмут, — не стал беспокоить Джессена. Вы же знаете, кто он и кем работает на правительство. Едем со мной.
В ответ на последовавшие вопросы Чарльза он не произнес ни слова, пока они не прошли через пышные коридоры Карлби-мэншнс до лифта, который поднял их к двери квартиры № 69.
Фалмут открыл дверь ключом, Чарльз зашел за ним следом.
— Об этом на дознании не упоминалось, — сказал он. — Но какое это имеет отношение к Джессену?
Он в недоумении посмотрел на сыщика, но потом лицо его озарилось, и он присвистнул.
— Так вот… — начал он, замолчал и тут же добавил: — А что на это говорит правительство?
— Правительство, — произнес Фалмут самым официальным голосом, на какой был способен, при этом разглаживая ворс на шляпе, которую держал в руках, — правительство заняло обычную позицию, но смотрит на это дело философски.
В тот вечер мистер Лонг (или же Джессен) как ни в чем не бывало вновь появился в «Гильдии», где полчаса занимал аудиторию лекцией о том, может ли вор-взломщик переквалифицироваться в сторожа.
Глава VIII
Происшествие в мюзик-холле
О том, в каком тайном уголке Лондона восстанавливала силы женщина из Граца, мы не узнаем никогда. Но какие источники питали ее неукротимую энергию и несгибаемую силу воли, мы можем догадаться. Со смертью Старкье она практически превратилась в лидера Красной сотни, и со всей Европы к ней стали стекаться денежные потоки и подкрепление в виде живой силы, что должно было укрепить ее власть и пошатнувшийся престиж самой мощной организации, когда-либо порожденной анархическим движением.