Совет Девяти

– Нам известно о волнениях на острове. И о вашей роли в движении за самостоятельность.

Канари ничего не ответил. Он сидел застыв, но Омарейл видела, как его пальцы побелели, сильно сжав столешницу. Его испуг ощущался весьма отчетливо.

– Мне не хотелось прибегать к таким мерам, но, увы, мое время ограничено. Поэтому давайте будем говорить открыто, господин Канари.

Ах, если бы уверенность принцессы была не напускной! Но ей казалось, Канари вот-вот раскусит ее и выгонит прочь. Показывать свою слабость было нельзя, и Омарейл все старательнее вживалась в роль.

– Королю необходимо успокоить народ Ордора. У него свои представления насчет того, как это сделать. И ему требуется, чтобы Совет Девяти провел голосование и вынес решение об освобождении принцессы в соответствии с заявлением Совалии Дольвейн. Она сообщила, что предсказание более не имеет силы. Совет должен это подтвердить. Ордору нужен ваш голос.

– И вы говорите мне, что, если я не проголосую «за», ко мне будут применены меры, так как вам якобы известно о моей роли в борьбе Остраита за самостоятельность?

Канари оказался крепким орешком. Омарейл могла внушать ему нужные эмоции, но он быстро справлялся с ними, вновь и вновь возвращая себе самообладание.

– Нам совершенно точно известно, что лидером этой борьбы являетесь вы. Хотя борьбой ее назвать пока трудно, но у вас ведь большие планы, не так ли, господин Канари?

Страх, она внушала ему страх, и это было нетрудно, ведь она сама была напугана и до боли в животе боялась провала.

– Но вы не совсем верно меня поняли, – продолжила она, пытаясь сделать так, чтобы голос не звенел от напряжения. – Мы ничем вам не угрожаем. Напротив. Его Величество хотел бы сообщить, что в случае верного исхода голосования, то есть когда все девять Патеров проголосуют за отмену предсказания, Остраит получит особую форму суверенитета, при которой сможет самостоятельно распоряжаться частью налоговых сборов. Все подробности будут обсуждаться с вами отдельно.

Канари фыркнул, но принцесса с удовольствием отметила, как он спрятал под столешницу дрожащую ладонь.

– Вы считаете меня идиотом? Я не понимаю, о какой борьбе идет речь. Остраиту не нужна независимость, мы с гордостью являемся частью Ордора и не желаем ничего менять. Я лично думаю только о благосостоянии нашего королевства и о том, какую пользу Остраит может принести согражданам.

Омарейл раздраженно вздохнула. Белория был прав: ее план оставлял желать лучшего. Прикрыв глаза на несколько секунд, она перестала подавлять свой страх. Вместо этого она начала усилием воли увеличивать напряжение, растущее в груди, позволяла себе все глубже и глубже тонуть в отчаянии и панике. Представляя свои чувства как черный шар, сжимающий сердце, принцесса подняла веки и позволила этому томящему сгустку воображаемой тонкой нитью проникнуть в распахнутые глаза Канари. Он медленно осел, сгорбившись, его губы потеряли цвет. Омарейл же поднялась и чуть склонилась над столом.

– Я считаю вас здравомыслящим человеком, господин Патер. Который не станет идти наперекор Королю. Если вам дорога ваша карьера, репутация и жизнь, вы примете условия.

– Откуда мне знать, что это не ловушка? – прохрипел он. – Вы можете быть кем угодно.

– Его Величество и господин Советник предполагали, что у вас возникнет подобный вопрос, – сказала принцесса. – Для таких моментов у нас есть действенный способ: чтобы вы убедились, что предложение идет с самого верха, я предлагаю вам простую проверку. Назовите любую фразу, и пятого числа четвертого месяца она появится в «Освещении». В качестве цитаты Его Величества.

Патер удивленно взглянул на гостью. А Омарейл напряженно следила за ним, ожидая, что он скажет.

Письмо с нужными словами уже было на пути в Астрар, надежно спрятанное Пилигримом в одном из карманов. Было бы куда проще, если бы гвардеец мог дождаться этой встречи Омарейл с Канари, чтобы узнать фразу и передать отцу принцессы. Но Маю нельзя было откладывать возвращение домой. Поэтому теперь успех предприятия зависел от того, смог ли Белория провести беседу так, что именно та цитата, которую принцесса написала в письме отцу, прочно засела в голове Канари.

– Что ж… – он растерянным взглядом скользнул по столу, затем чуть поднял голову, продолжая смотреть вниз: что-то определенно привлекло его внимание, – вот вам фраза: «Есть такой вид несвободы – когда человек ограничивает сам себя. С ним бороться тяжелее всего».

– Бонеон, «Последняя преграда». Весьма остроумно, – кивнула она.

Внутренне принцесса ликовала. Сердце ее билось быстрее обычного, но Омарейл старалась сдерживать восторг.

– Пятого числа четвертого месяца читайте «Освещение». Там будет подтверждение того, что мой с вами разговор происходит от лица Его Величества. Я снова приду к вам. Советую к тому времени принять правильное решение.

Она резко встала, кивнула и вышла из кабинета, не дожидаясь ответа. Все, что ей хотелось, – как можно быстрее остаться наедине с собой.