Совесть негодяев

— Правильно, — обрадовался Гасанов, — заодно поможешь мне завтра передать эти бумаги нашим новым знакомым. Пусть они ими подавятся. Не беспокойся, я сделаю тебе паспорт за три дня. С греческой визой. Если хочешь, паспорт сделаем российский.

— А твой паспорт тоже российский?

— На случай внезапной облавы в России, конечно, российский.

— Договорились, только делай быстрее.

— Сейчас позвоню. У меня в Москве есть небольшой ресторан. Я его держу на паях с Жорой Сиплым. Не слышал про такого? Знаменитый картежник в Тифлисе был. Сейчас уже старик, но людей в кулаке держать умеет. Он все сделает, что я скажу. Мы с ним уже много лет друзья. Когда Шеварднадзе в Грузии свои чистки проводил, с левыми цехами боролся, он у меня в Баку прятался. Когда Алиев начал своих «цеховиков» в тюрьмы сажать, я к нему в Тбилиси своих людей переправлял. Эта дружба настоящая, на крови.

Подняв трубку телефона, он набрал номер.

— Жора, здравствуй, это Мурад говорит.

— Вай мэ, сукин ты сын, — обрадовался Жора, — откуда ты пожаловал? Мне говорили, нары по тебе плачут. А я говорил — нет такой решетки, за которой можно было бы запереть такого орла, как наш Мурад.

— Приехал только вчера. Сбежал я из тюрьмы, Жора. Не понравилось мне там.

— Ты разве в Баиловской сидел? Мне говорили, что в КГБ тебе место нашли.

— Оттуда и сбежал.

— Молодец, слушай, — захохотал Жора, — какой ты молодец. Приезжай сейчас в ресторан. Такой стол накрою! Это ведь и твой ресторан тоже.

— Дела идут хорошо?

— Лучше не бывает. Прибыль я твоим в Баку ежемесячно посылал.

— Спасибо, Жора, я знаю.

Это был твердый закон старых «цеховиков». Если товарищ попадал в тюрьму, его семья по-прежнему получала его долю. Как при живом кормильце. И никто не смел отнимать эти деньги у семьи. Только сам владелец доли имел право её продать. Даже из тюрьмы. Деньги в таком случае тоже привозили в семью. Если владельца пая приговорили к смертной казни, наследником доли становилась его семья, которой сразу выплачивали всю сумму. Законы были строгие и всегда соблюдались. По территории бывшего Советского Союза было несколько очень авторитетных людей, которые выполняли роль «судей» при разборках. Они прибывали в город и решали споры между владельцами подпольных «цехов». Их слово было мудрым и решающим. И все ему подчинялись. Недовольных и неподчинившихся ждало страшное наказание. Их не только исключали из своего состава, но и выдавали местным правоохранительным органам. В шестидесятые-семидесятые годы редко когда сводили счеты с помощью наемных киллеров. Достаточно было навести на подпольное производство правоохранительные органы. Производство, разумеется, закрывали, а его организатор получал пятнадцать лет тюрьмы в лучшем случае. В худшем ему грозила высшая мера наказания. Государство успешно справлялось с отступниками, и не было никакой нужды в киллерах. Лишь позднее, в конце восьмидесятых, когда слова «государство» и «правоохранительные органы» начали вызывать смех, разборки среди уважаемых людей начали происходить с помощью ножа или автомата.

— Мне срочно документы нужны, — попросил Мурад.

— Местные? — сразу понял Жора.

— Да. Скажи мне, сколько? Примерную цену я знаю.

— Не знаешь. Цена выросла. Сейчас берут пятнадцать тысяч.

— Ты посмотри, как дорого. Ладно, пусть делают.

— Тебе?

— Нет.

— Тогда привези утром фотографию и его данные.

— Привезу. Как твои внуки?

— Хорошо. Уже взрослые совсем. Завтра вечером у нас будешь в гостях, там их и увидишь.

— Завтра не могу. Послезавтра с удовольствием.

— Договорились, дорогой. Значит, завтра утром я тебя жду.

— Обязательно. Гасанов положил трубку.

— Пятнадцать тысяч, — задумчиво произнес он, — как выросли цены в этом городе. Просто ужас.

— Ничего, я согласен, — быстро сказал Ионидис.

— Знаю, что согласен. Поэтому и договорился с ним на завтра. Идем спать. У нас завтра тяжелый день.

— Надеюсь, что и удачный, — прошептал грек. В половине второго ночи зазвонил телефон. Гасанов, заспанный и недовольный, снял трубку.

— Кто говорит? — спросил он хриплым голосом.

— Это Рафаэль говорит, — услышал он голос родственника из Лондона, — тебя уже отпустили? Видишь, я оказался прав.

— Да, — он сразу пришел в себя, — откуда они знают про деньги, Рафаэль? Клянусь всеми родными, чтоб я сдох, я никому ничего не говорил.

— Не беспокойся, я все знаю. Завтра днем позвонишь Кериму, скажешь, от меня. Пусть встречают вечерний самолет. Там Зоя прилетит. Она передаст бумаги Кериму, а тот даст их тебе. Понял?

— Конечно, понял. А что за бумаги?

— Это тебя не касается. Твое дело деньги спрятать, быстро и надежно. А бумаги она передаст. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — он положил трубку. Из соседней комнаты его слова внимательно слушал Пападопулос-Ионидис.

Следующий звонок раздался в половине десятого.

Гасанов, снова сонный, поднял трубку.

— Доброе утро, — раздался вежливый голос.

— Кто говорит? — заспанным голосом спросил Гасанов.

— Петр Савельевич. Мы, кажется, договаривались сегодня созвониться.

— Да, я помню, — недовольно ответил Гасанов, — как с вами связаться?

— Наш друг звонил вам?

— Звонил.