Нильс Бор однажды заметил: «Если в нашем языке принято называть машину мертвой, это, по-видимому, означает, что для ее адекватного описания можно обойтись понятиями классической механики». Действительно, в тех случаях, когда для удовлетворительного описания функций достаточно этих понятий, тогда мы имеем дело с мертвым предметом. Если бы нам удалось, обходясь понятиями классической механики, с достаточной полнотой описать функции человека, то подразумевалось бы, что этот человек мертв. Он был бы мертв, даже если бы сохранялись все его функции и, следовательно, от него можно было бы ожидать, что он в состоянии выполнять определенные движения. Звучит, казалось бы, странно, хотя на самом деле никакой странности в этом нет. Ведь понятие «мертвый» употребляется в данном случае в особенном смысле. Машина тоже мертва, хотя она обладает движением. И как раз потому, что она, подобно живому существу, обладает движением, нам хочется назвать ее мертвой, употребив слово, которое мы относим к трупу человека или животного. Если быть точными, машина не движется сама, а приводится в движение. В этом заключено фундаментальное различие. Всякая функция представляет собой такой процесс движения, при котором что-то приводится в движение; пассивное движение, способность быть приводимым в движение — необходимое условие любого функционирования. Ко всему, что самопроизвольно движется, обладает способностью управлять своим движением без участия посторонней силы, имеющей механическое объяснение (а эта способность свойственна и растениям), нельзя применить понятия классической механики, чтобы удовлетворительно описать его движение, так как оно не укладывается в рамки протекания и последовательности отдельных функций. Там, где мы видим живые проявления жизненных взаимоотношений, одного лишь свойства подвижности оказывается недостаточно, так как все функциональное можно изучать только на пассивном, то есть зависимом, движении. Функционализм применим для описания только каузальных отношений, но не отношений тождественности, он может описывать только причинно-следственную обусловленность, но не описывает преэкзистенцию, коэкзистенцию, одновременность и совместность существования, соответствия, как и вообще все некаузальные отношения. Поэтому описание функций человека, животного, растения, сколько бы их не было перечислено, ничего не говорит об этом живом существе, так как функции описывают только то, что относится к пассивному движению, то есть некую механическую зависимость, нечто мертвое.
Таким образом, можно говорить «мертвый человек» в том же смысле, в каком говорят «мертвая машина». Понятие «мертвый» носит здесь метафорический характер, так как оно описывает как мертвое то, что никогда не было живым и, следовательно, не составляет полярной противоположности к понятию живого. Там, где понятия мертвого и живого составляют пару противоположностей, одно не мыслится без другого и не обладает той самостоятельностью, при которой другое может быть отброшено. Машина мертва, хотя она никогда и не жила; она мертва, потому что ее движения целиком подчиняются функциональности. Точно так же и в живом человеке есть что-то мертвое, никогда не обладавшее жизнью, поэтому оно не может умереть, а может только подвергнуться распаду, исчезнуть, изветшать. В нем есть мертвые точки, мертвые пятна, мертвые участки. В человеке можно обнаружить мертвенность, которая присутствует в нем при жизни. Его юность лишена свежести, старость искусственна, и он не знает зрелости. Глаз физиогномиста без труда различит эти признаки. Как существуют механические движения, так встречаются и механические лица. Человек бывает мертв постольку, поскольку в выражении его лица, в его движениях отражается тот голый функционализм, который мы можем наблюдать у машины. Вид маски, мертвой личины, который приобретают лица таких людей, говорит о том, что жизнь в них имитируется, что их движения представляют собой лишь симуляцию живости. Это явление можно изучать, наблюдая лица актеров, но не только у них — и в обыденной жизни частенько встречаются ходячие мертвецы с масками вместо лиц; этих призрачных существ, которые только притворяются живыми, а на самом деле, скорее, представляют собой механические создания, немало на свете. Их влияние возрастает по мере того, как распространяется власть функционализма. Эти люди производят такое впечатление, словно они не старятся и не могут никогда умереть. В отличие от них в живом человеке сразу же заметна полярность, и чем сильнее она выражена, тем больше в нем жизни.
33
Теперь мы рассмотрим технику с той стороны, с которой она соприкасается с природными стихиями, развиваясь за их счет. Эта связь нерасторжима и неотъемлема от бытования техники — любая техническая работа требует субстрата, благодаря которому она осуществляется. Все силы для своего развития техника берет из природы как из хранилища, она черпает их как воду из резервуара, какими бы совершенными ни были средства для этого акта вычерпывания.