Как она и просила, он держится подальше от озера, от таинственных троп, ото льда. Снег все падает, и ему кажется, что он тоже погребен под сугробом. Каждой костью он чувствует его тяжесть; на ногах – будто цементные блоки. Но внутри у него все кипит. Колин с Люси ходят в школу, он работает в столовой по расписанию, и они проводят долгие ночи вместе, завернувшись в одеяла, обнявшись так тесно, что трудно сказать, где заканчивается один и начинается другой. Но это не то.
Он говорит ей, что это – как сбывшаяся мечта.
Говорит ей, что влюблен.
Просит не уходить никогда.
Но она уходит.
Когда он открывает глаза в серо-синем утреннем свете, воздух неподвижен. Нет привычного легкого мерцания рядом, ни призрачной тяжести у него груди. Он медленно садится, проводит рукой по вол осам и встает. Надевает первые попавшиеся чистые вещи. Не оглядывается назад, на пустую кровать.
Ему предстоят восемь часов занятий, и он не представляет, как сможет продержаться, постоянно ощущая в себе жажду отправиться ее искать, зная, что это бесполезно. Он просто не может думать о том, сколько ее не будет на этот раз. Дни? Недели? Или еще дольше? Думать о ней – все равно, что притрагиваться к синяку: в этом есть что-то завораживающее, даже приятное. И боль.
По дороге на работу он вспоминает, что сказал ей перед тем, как заснуть. «Не уходи». Ему кажется, что он уже тогда почувствовал, как она тает в его пальцах, как становится легче, когда она прижималась к нему, будто перо, подхваченное ветром.
Он сделал все, как она просила, и этого оказалось недостаточно.
На следующий день Колин уговаривает Джо пропустить школу. Они забрасывают велики в кузов его пикапа и отправляются к озеру, туда, где какие-то сорвиголовы на снегокатах оставили утрамбованные дорожки.
На пару часов ему почти удается забыть. Они катаются, несмотря на холод, пока он не чувствует, что весь взмок: он выматывает себя так, как давно уже не делал. Они преодолевают препятствия, совершают прыжки, и каждый по меньшей мере десять раз преодолевает импровизированный трамплин, который они соорудили из снега.
Колин балансирует на спинке скамейки у озера, когда Джей, наконец, задает вопрос, который – это Колину ясно – гложет его уже несколько часов:
– Что, опять она исчезла, да?
Колин приземляется, мягко скрипнув шинами по снегу, и поворачивается к Джею, щурясь от яркого солнца.
– Ага.
– Черт. Чувак, тебе не кажется, что она сбегает, чтобы где-то наширяться?
– Она не употребляет наркотики. – Колин свирепо косится на приятеля, потом опускает взгляд и смахивает с руля сухой лист. Обступившие их холмы хранят молчание, но завывает ветер вокруг, сдувает с сугробов снег, кружит и роняет обратно.
– Думаю, мне нужно кое-что тебе рассказать.
Джей пинает сугроб и ждет.
– В общем, Люси… Господи, не знаю даже, как начать.
Колин смеется над абсурдностью ситуации и задним числом ощущает прилив сострадания к Люси, вспомнив тот вечер, когда она рассказала ему правду, и свою реакцию. Но, Господи, ему просто
– Она мертва, – в конце концов просто говорит он.
Ноги у Джея подгибаются, но он успевает ухватиться за спинку скамейки.
– Какого черта? И ты мне это говоришь вот так…
– Нет! Все не так. Я имею в виду, она
Сузив глаза, Джей раздраженно бросает:
– Это не смешно.
Колин не отвечает; он продолжает смотреть вниз, на ботинки, медленно впитывающие снежную жижу, набравшуюся вокруг.
– Ты же видел, она
– Ну да,
– Я знаю, это звучит безумно…
– Ты так думаешь? – Между ними плывут долгие секунды, а потом Джей добавляет: – Да ты это серьезно.
Колин твердо встречает его взгляд и кивает.
– Так она что? «Ходок»?
– Ну да, по сути.
– Но я же помог ей как-то пальто одеть. Я… – Джей замолкает, недоуменно моргая.
– Мы не все понимаем. Она познакомилась с другим призраком здесь, в школе, и он считает, что они вроде духов-хранителей или что-то в этом роде.
– Да ладно? – Джей потирает шею; он явно совершенно запутался.
– Ты просто послушай, ладно?
Джей кивает, и Колин, отломив с дерева веточку, начинает тыкать ею в снег, проделывая глубокие дырки рядом с задней шиной велосипеда.