Совершенство

– То есть умом я понимаю, что холодно, – продолжает она. – Но ощущения такого нет. Я чувствую, что вода холодная, но это совсем меня не беспокоит. Странно, правда?

Ветер, похоже, унес все его слова, и он не уверен, что тут можно сказать. Вместо этого Колин протягивает руку и кладет ладонь ей на плечо. От этого прикосновения ее глаза широко распахиваются, но она ничего не говорит.

– Я не знал, где ты, – говорит он. – Ты как?

– Все хорошо, – шепчет она в ответ.

В изумлении он смотрит на свои руки. Он чувствует вес ее волос у себя на пальцах, фактуру кожи на ее шее, но там, где должно бы быть тепло, есть только покалывающее ощущение, будто движение, будто дуновение ветра. Словно бы силы, которые питают ее, поддерживая ее форму, отзываются пульсацией под кончиками его пальцев.

Они долго глядят друг на друга, потом он говорит:

– Прости.

Улыбка прокрадывается в уголки ее губ, на щеке появляется милая ямочка, и вот она уже широко усмехается. В свете полной луны ее глаза меняют цвет – от темного до светло-желтого.

– Да за что?

Он не знает, что на это ответить, потому что он чувствует себя полным придурком за то, что сбежал тогда – хочет она извинений или нет.

– Хочешь, пойдем погуляем? – спрашивает Люси.

Он улыбается, делает шаг назад, освобождая ей место; она вытягивает ноги из воды, и он вытирает их все той же курткой. Ноги на ощупь, как лед. Она опускает взгляд, и – охренеть – такое ощущение, что она смотрит на его губы. Внезапно в голове у него возникает куча вопросов: как, интересно, это будет – поцеловать ее? Интересно, ее кожа везде одинакова на ощупь? А на вкус?

– А когда ты это сделал? – спрашивает она, натягивая ботинки. Он спешно старается привести мысли в порядок. Рефлекторно облизывает губы и только тут понимает, что она имела в виду его пирсинг.

– Ты про губу?

– Ага.

– Прошлым летом.

Она молчит, и это дает ему возможность рассмотреть, как ветер треплет ее волосы во все стороны, будто они легче, чем воздух. Она все еще медлит с ответом, и он глядит, как она с задумчивым видом завязывает ботинки.

– А что, школьные правила это не запрещают?

– Правила такие древние, что у пирсинга просто не было шанса в них попасть. Но лучше даже не пытайся явиться на урок в коротких штанах. Дот и Джо говорят, что я могу выглядеть, как «никчемный раздолбай», пока веду себя, как джентльмен. Тебе не нравится?

– Нет, нравится. Просто…

– Ты будто удивлена, что тебе нравится, – смеется Колин, глядя, как Люси встает.

– Мне кажется, когда я училась в старших классах, парни такого не делали. По крайней мере, такие, как ты.

– Такие, как я?

– Ну, хорошие. Хулиганы – да, те были бы все в татуировках и в пирсинге, буйные такие.

– О, я определенно буйный.

Ее губы изгибаются в полуулыбке.

– Я в этом не сомневаюсь.

– И откуда ты знаешь, что я хороший? Может, я хулиган с фетишем насчет призраков.

Она смотрит на него в изумлении, раскрыв рот, и ему хочется схватить камень и дать как следует себе по башке. Но тут Люси закидывает голову и издает до смешного громкий, фыркающий смешок. Колин облегченно выдыхает. Похоже, шутки насчет призраков здесь катят.

– Ты хороший, – все с той же широкой усмешкой утверждает она. – У тебя это на лице написано. Ты просто не можешь ничего скрывать.

Он смотрит, как ее глаза меняют цвет с зеленого на серебристый, как ее губы складываются в его любимую шаловливую улыбку. Он думает о ее волосах, о глазах, о том, как она сливается с фоном для всех, кроме него:

– Ты тоже.

– Правда?

– По крайней мере, не от меня.

Улыбка исчезает с ее губ, но остается в глубине глаз, даже когда она отводит взгляд.

– Хорошо.

Птица хлопает крыльями в зарослях тростника рядом с тропинкой, ведущей вглубь леса, и последние забытые листья хрустят под ногами. Они идут в ногу, но шаги Люси как будто легче, тише.

И теперь, когда он разрешил себе верить, в глаза бросаются и другие различия. Ее щеки не раскраснелись от холода. Каждый его выдох облачком замирает перед лицом, но воздух у губ Люси совершенно прозрачен. Идя рядом с ним, она оглядывается, будто способна разглядеть любую деталь в лунном свете, и он задумывается – может, она как кошка? Темнота для нее не помеха? Странно, конечно: вроде теперь, когда они оба признали, что она мертва, а он – нет, запретных тем быть не должно, но ему кажется, что спрашивать ее, на что это похоже, не стоит.

– Так значит, ты мне веришь? – спрашивает девушка.

Парень раздумывает, нужно ли передавать ей рассказ Джо, но решает, что сейчас не время вдаваться в подробности.

– Я нашел твою историю. Видел твою фотографию. Тебя убил бывший директор школы, там, у озера.

Она кивает, глядя в сторону, на воду; вид у нее не особенно заинтересованный.

– Интересно тогда, почему мне там так нравится. Должно бы быть наоборот.

– Это странно – помнить не все?

Она подбирает лист и внимательно его разглядывает.

– Да, наверное. Самое странное – либо все, либо ничего. Я в мельчайших деталях помню букет, который подарил мне папа на какой-то праздник, но не помню его лица.

– Ничего себе… – звучит по-дурацки, но, правда, что еще тут можно сказать?