Совершенный выстрел

Судя по всему, я уснул на рассвете под одеялом, промокшим от слез; рядом лежал наполовину разобранный пистолет. Я проснулся от печали, доселе мне неведомой; пальцы раздулись и болели. Мне ничего не хотелось, это был словно приступ безумия, хотелось только лежать в кровати, в своей комнате, я желал лишь покоя в одиночестве и тишине. Тем не менее я осознавал, что все это чрезвычайно странно, что я должен был вернуться на работу, но у меня не осталось никаких душевных сил, и я знал, что не смог бы добраться даже до конца улицы. Я лежал часами напролет, глядя в потолок, ни о чем не думая, время от времени повторяя: «Ну вот, ты как твоя мать, началось».

За целый день я не захотел ни поесть, ни попить, ни даже помочиться или поспать, пока в дверь тихо не постучали, скорее всего Мирна, но мне от этого было ни горячо ни холодно, и я не ответил: мне не хотелось никого видеть. Дверь приоткрылась, заглянула Мирна, спросила:

— Ты заболел?

Я ничего не ответил, просто не знал, что ответить.

— Тебе плохо?

Она осторожно зашла в комнату, будто ждала подвоха.

— Что с тобой? Ты целый день лежал в кровати?

Я отвернулся к стенке, и она вышла.

Она вернулась чуть позже с маленьким столиком, потом принесла поднос и поставила его около кровати. Она заметила корпус разобранного пистолета, отбросила его ногой и оставила меня одного. Я взглянул на поднос: на нем были сэндвич и сок. Есть не хотелось, но я механически поел и попил и в результате почувствовал себя лучше. Вскоре она вернулась.

— Спасибо.

Мне стало стыдно, что она застала меня в таком состоянии.

— Не за что. Что с тобой случилось? Тебя ранили?

— Нет. Просто вчера был неудачный день.

— А теперь тебе лучше?

— Да, да. Ты… ты славная, — добавил я.

Она улыбнулась, желая сказать, что все в порядке, не стоит благодарности, и ушла.

Я встал, постоял под душем примерно полчаса, и постепенно кошмары и странные мысли исчезали, будто их смывало водой. Что на меня нашло? Наверное, усталость и напряжение накопились, как невидимая пыль, которую когда-то надо смыть слезами. Я вытерся и оделся. Я не понимал, нужно ли сразу возвращаться на фронт или можно было подождать до завтрашнего дня. Я дезертировал, ушел, никому ничего не сказав, покинул свой пост, исчез, хотя какой-то офицер видел меня незадолго до допроса. Это не имело значения, поскольку все знали, что я исключительный стрелок и хороший боец, однако тем не менее могли возникнуть неприятности. Поживем — увидим. Больше всего меня беспокоил Зак. Я унизил его, чуть не убил, приказывал ему, как собаке, велел убрать дерьмо из-под двух трупов. Он захочет отомстить. На секунду я вспомнил купание около маяка и расстроился. В сущности, я его предал. Он наверняка захочет отомстить. Что ж, поживем — увидим.

У меня слипались глаза, я расслабился под душем. Хороший знак. Я убрался в комнате, сменил белье, распахнул окно, чтобы выветрить запах страха и слез. Вытащил пистолет из-под кровати, собрал его и положил на ночной столик.