Совершенные

Когда ученые выяснили правду о линиях Духа, то обнаружились вихри и ямы. Первые существуют недолго, но могут перемещаться, вторые долговечны и образовываются в местах гибели людей, особенно если эта гибель была массовой и насильственной. Потому рядом с городами, отмеченными в прошлом сражениями и битвами, веерами стали вырастать новые поселения с теми же названиями, но с приставкой «Нью». Потому никому не пришло в голову восстанавливать уничтоженный Равилон.

Но увы, на землях Империи давно не осталось безупречно чистых мест, везде ученые обнаруживали и ямы, и блуждающие вихри, и темное эхо.

Исследователи до сих пор спорят о низких частотах, природе разорванных линий, их причинах и последствиях. Несомненно одно – люди своими чувствами, мыслями и поступками оставляют в пространстве следы. И они поражают других людей. Потому так важна работа миротворцев – тех, кто способен усмирить негативные выбросы.

Я на миг прикрыла глаза, вспоминая падающий на мои губы снег и высокий силуэт быстро уходящего мужчины.

– А еще порой рождаются разрушители, – едва слышно пробормотала я. И это особенная категория опасности. Та, которая не поддается логике, но представляет смертельную угрозу для всего мира.

– Но мама говорила, что на празднике будут миротворцы! – вернул меня на крышу испуганный мальчик.

– Даже они не всесильны. Мне жаль, Питер.

– Но что же мне делать?

– Питер, послушай меня. Сейчас твой разрыв похож на крошечную черную точку. Да, он будет разрастаться. Но на это уйдут годы. Я скажу тебе большой секрет, но на самом деле у человечества нет прибора, чтобы увидеть разрыв.

– Что? Но я думал…

– Все так думают. А на самом деле зафиксировать линии Духа совсем не просто. К тому же это порицается святыми отцами и даже незаконно.

И за это большая хвала верховному понтифику церкви Истинного Духа, который уже несколько десятков лет противится созданию подобных инструментов и считает их кощунством!

– Но инквизиторы ловят порченных!

– Чаще всего деструкты просто себя выдают. Как ты. Они пугаются, злятся, не понимают. Убегают и ведут себя странно. Некоторые заболевают, а другие…меняются. А еще у них проявляются необычные способности. Именно это их и губит, Питер. Но если выучить правила, то можно выжить.

– Правила?

– Будь осторожен. Не привлекай лишнего внимания. Никому не рассказывай. Научись управлять своими способностями. Научись их скрывать. Держись подальше от инквизиторов.

Некоторое время мальчик молчал, переваривая мои слова.

– И… что со мной будет дальше?

– Тебе всего тринадцать, может, уже завтра кто-нибудь из Совершенных сделает открытие – и твой разрыв исцелят. Надо просто подождать.

– Правда?

Я кивнула, надеясь, что выгляжу достаточно убедительно.

– А пока этого не случилось…Есть один напиток, он позволяет временно залатать прореху. Не соединить, нет. Заштопать белой ниткой, на время. К тому же он помогает совладать со своими изменениями и утихомирить бунтующий Дух.

– Волшебный напиток? – оживился мальчик. – Но где его взять?

– Я зову это пойло «зельем». На вкус жуткая гадость, как и все взрослые напитки. Твоя мама сможет покупать его там же, где искала Ловчего, в баре «Глотка».

– И это зелье мне поможет?

– Не узнаешь, пока не попробуешь.

Подмигнув Питеру, я легко выпрямилась и, оперевшись одной рукой на карниз, запрыгнула на крышу. Мальчик изумленно крякнул, увидев это.

Кто-то сказал бы, что нечестно продавать «зелье» за деньги, но я бы на это лишь рассмеялась. В конце концов, мне пришлось пережить немало неприятных моментов, доводя лекарство до нужного состава. Ну и потом зелье стоит ничуть не дороже бесполезных для деструкта уроков скрипки, а у меня никогда не было тяги к альтруизму.

– Если ты передумал лишать себя жизни, Питер, то идем. Твое тело перестраивается, поэтому сейчас ты не чувствуешь холода. А вот я уже основательно замерз.

Кряхтя, мальчик начал выпрямляться, но одеревеневшее тело не слушалось, кренилось вперед и соскальзывало в пропасть. Питер ахнул, падая, схватился за крышу и застыл. Его ладони покрылись толстой коркой льда, приковавшей мальчика к карнизу и не дающей рухнуть вниз.

Я торжествующе улыбнулась. Конечно, был риск, что Питер действительно грохнется, но первое, что должен ощутить в такой ситуации человек – это желание жить. И раз юный фигурист цепляется за крышу даже с помощью пугающих его способностей, значит, все с ним будет в порядке.

– Вот видишь. Уже неплохо!

Спустя десять минут всхлипывающая госпожа Тато обнимала сына. На ее руке блестел белый браслет. Я, отмахнувшись от потока материнских благодарностей, написала на бумажке номер счета, куда следует перевести внушительную оплату, и ушла. Мальчик догнал меня уже у выхода.

– Постой!

Я обернулась. Питер – все еще в пижаме, рваной на рукаве, взлохмаченный и серьезный, – мялся с ноги на ногу.

– Я хотел сказать «спасибо»… И вот еще…

Он подался ко мне, всматриваясь в лицо.

– Я, кажется, понял. Ты… ты такой же, да? Такой же, как я? – страшным шепотом произнес он, косясь на редких посетителей клиники.

Я насмешливо подняла брови.

– Понятия не имею, о чем ты. Прощай Питер.