Ведь все признаки налицо! Низкочастотный выброс провоцирует у окружающих людей немотивированную агрессию и тревогу. Одним своим присутствием разрушитель может вызвать панику, истерику или массовую драку. А еще – повреждения. Например – разбитые чашки или…
Приоткрытая оконная створка хлопнула безо всякого сквозняка, и стекло, жалобно звякнув, едва удержалось в раме. Девушки-послушницы испуганно вздрогнули и слаженно осенили головы святыми знаками. Их наставник – святой отец – забормотал что-то успокаивающее, венчик легких волос на его плешивой голове закачался, словно одуванчик под ветром.
Старушки испуганно подпрыгнули. Одна из них уронила ложечку, вторая угодила рукой прямиком в пирожное, испачкавшись в креме.
Архитекторы снова загоготали.
«Неловкие движения у окружающих, частичная потеря ориентации в пространстве. Агрессия. Желание говорить гадости или громко смеяться. Желание обсуждать других, сплетничать. Желание крушить и разбивать…
– Эй, ты, а что у вас есть покрепче чая? – заорал один из архитекторов.
«Желание принять алкоголь или иной стимулятор, – словно скоростной поезд неслись мысли в моей голове. Все-таки кое-что учителя сумели в меня вложить. – Желание… иных удовольствий. Похоть. Яркое, неконтролируемое вожделение…»
Странно, разве последний признак возникает не на стадии разрушителя 2-3 или 3-4?
Или все происходящее лишь совпадение, и я вижу признаки, которых нет?
Или что-то путаю?
Черт, Кассандра, ну почему ты не могла внимательно дослушать хоть одну лекцию!
Стуча каблучками, в чайную влетела растрепанная девушка. И нервный тип, вскочив, швырнул на стол мятую банкноту и схватил ее за руку.
– Ну наконец-то, сколько можно тебя ждать! Идем скорее, я уже не могу, так хочу тебя…
Остаток фразы я не услышала, зато его услышал мальчишка-официант. Покраснев до кончиков ушей, он споткнулся и уронил поднос. Багрово-красный вишневый морс плеснул прямиком на спину послушницы, сидящей рядом со священником. Той самой, с невероятными волосами.
Она вскочила, и оказалось… что это он.
Парень.
И как я не заметила, что под платьем-сутаной имеются штаны и сапоги, а плечи слишком широки для девицы… Луч света позолотил абрис лица, и я сглотнула сухим горлом. Поднесла к губам чашку и залпом допила весь оставшийся чай, не чувствуя вкуса.
Внутри меня развернулась бездна. Я ощутила ее бесконечность, ее тьму. Ее неизбежность. Ее дикую невыносимую притягательность. Ее притяжение. Черная дыра, поглощающая свет и уничтожающая любое сопротивление. Проклятая сила, тянущая на самое дно в неизвестность.
Парню в сутане священнослужителя на вид было лет девятнадцать. И у этого молодого мужчины была внешность, которая совершенно не сочеталась со строгой закрытой сутаной. Это казалось даже возмутительным. Таким неправильным. Вот у святого отца внешность была подобающая, глядя на кругленького старика, хотелось думать о благости и подавать монетки нищим.
А глядя на парня с черным шелком вместо волос, каждая встречная женщина думала о чем угодно, но только не о благости и целомудрии.
Глядя на него, каждая слышала волчий вой и пронзительную песню диких горцев, идущих на войну. Ощущала дым костров и вкус самого хмельного, самого сладкого вина. Каждая встречная думала о смятых в страсти простынях и хриплых стонах, улетающих прямиком к звездам.
Глядя в это лицо, каждая встречная думала о грехе.
Потому что у парня было лицо падшего ангела, непонятно как оказавшегося на земле. Луч света скользнул по высоким острым скулам, по твердому подбородку, по чувственным губам. Поднялся выше и погладил бледную кожу и черные ресницы, такие длинные, что это казалось преступлением. А потом растворился в темных как ночь глазах, и я ему позавидовала. Гребанному солнечному лучу.
– Осторожнее, не поранься, – сказал падший ангел, помогая официанту собирать осколки разбитой чашки.
– Простите, – едва не плача, заскулил тот, – сам не знаю, что со мной сегодня творится! Споткнулся на ровном месте!
– Не переживай. Мне просто надо почистить мою праздничную сутану, – спокойно ответил парень-послушник. Гибко выпрямился и ушел в боковой коридор.
Я проводила его взглядом. Святой отец что-то успокаивающе залепетал, девушки-послушницы склонили друг к другу головы, перешептываясь. Архитекторы захохотали, стуча раскрытыми ладонями по коленкам. Старушки на что-то жаловались. Нервный тип исчез вместе со своей опоздавшей пассией.
Я посмотрела в пустую кружку. По шершавому глиняному боку медленно расползалась трещинка.
Сорвавшись с места, я подскочила к раскрасневшимся студентам-чертежникам и схватила за руку одного из них – курчавого, синеглазого и веселого. Дернула рукав куртки.
– Эй, ты что это делаешь? – изумился он.
– Ого, вот это красотка! – присвистнули другие. – Да еще и сама пришла… Будешь моей девушкой?
– Руки, живо! – рявкнула я. Внутри что-то дрожало. Та самая неизбежность, проклятая черная дыра. Я самый хреновый на свете миротворец, но кое-какие способности у меня все-таки есть. И усилитель подстегнул их, давая понять, что все плохо.
Очень плохо.