Читаем Совершенно секретно полностью

На джипе ничего не стоило в одно утро объехать весь театр военных действий на континенте, потому что дороги — по крайней мере, в американском секторе — были на удивление свободны. Движение шло в одну сторону — от зоны высадки к полевым складам, тянувшимся на мили среди фруктовых садов. Первый крупный аэродром истребительной авиации, близ дороги в район Изиньи, подвергался некоторое время обстрелу немецкой артиллерии, и тяжелые П-51 взлетали с дальнего конца аэродрома, сбрасывали подкрыльные бомбы, не успев еще скрыться из виду, круто разворачивались и приземлялись за новым бомбовым грузом. Для самолетов связи у штаба каждого крупного соединения имелась своя посадочная площадка — участок поля, освобожденный от надолб, которые врыли немцы, чтобы помешать приземлению планеров.

Из окошка маленького самолета связи Л-5, шедшего вдоль берега, виден был весь флот вторжения, — десятки сотен кораблей стояли на рейде, дожидаясь разгрузки, а вокруг них сновали взад и вперед маленькие ДУКВы и десантные баржи, за которыми пенились белые полоски кильватерных струй. Летя почти на уровне аэростатов заграждения, поднятых над каждым кораблем, можно было видеть на горизонте вереницу транспортов, торжественно движущихся от английского берега. А в другое окошко, обращенное к береговым холмам, виднелась вдалеке линия фронта, отмеченная белым и черным дымом разрывов. Снаряды рвались беспрестанно вдоль всего фронта, даже на самых тихих участках.

Артиллерии и боеприпасов у нас было более чем достаточно, и задача состояла только в том, чтобы найти подходящие цели для обстрела. Снаряды срезали верхушки деревьев и вырывали воронки в мягкой земле. Большинство наших дорог простреливалось на всем протяжении; но немцы открывали огонь только тогда, когда были уверены, что попадут в цель. Самый узкий участок предмостного укрепления начинался за Карантаном, и там, на дороге были знаки, предупреждающие, что мосты находятся под обстрелом, так что через них приходилось мчаться со скоростью сорока-пятидесяти миль в час; но в тыловых районах у нас погибло не так уж много людей.

Настоящая потеха начиналась ночью. Каждый вечер, как только тускнела последняя полоска заката, на небе — точно это было световым эффектом в театральной постановке, — появлялись самолеты противника. К неумолчному грохоту канонады присоединялось отдаленное хлопанье зениток, и через секунду все кругом превращалось в ад. Били все орудия побережья 37-миллиметровки, крупнокалиберные пулеметы, БАРы, М-1; трассирующие пули исчерчивали небо фантастическими узорами, расходившимися во всех направлениях, потому что никто не знал толком, где искать самолеты врага.

С берега это было феерическое зрелище: палубы сотен судов, освещенные вспышками тысяч орудийных залпов, под небом, затянутым разноцветной сверкающей паутиной. Казалось, все кругом находится в движении.

И вот слышался долгий пронзительный свист, а затем такой звук, словно толстяк-великан, грохнулся в чан со студнем; земля тряслась, и глухое короткое уханье врывалось в возбужденную трескотню автоматов. Иногда после этого к небу взвивался столб пламени; это означало, что загорелся склад бензина. Иногда свист нарастал в таком дьявольском crescendo, что вы в ужасе бросались на землю. Это были ракетные снаряды; звук, который они производят, когда летят мимо, никакими словами не опишешь.

Один раз ночной истребитель подбил немецкий самолет прямо у меня над головой. Страшно было смотреть на это. Оба самолета шли над самыми деревьями, и я сначала увидел трассирующие пули ночного истребителя — их можно было отличить по отлогой траектории, и, кроме того, они летели так близко, что слышалось их сердитое жужжание. Шум самолеты подняли отчаянный — тут был и треск моторов, и свист разрезаемого воздуха, и пушечная пальба с истребителя. Вражеский самолет вспыхнул весь вдруг, сразу, можно было подумать, что он взорвался. Но он не взорвался и через какую-то долю секунды упал, пылая, в полумиле от того места, где я стоял. Да, страшно бывало по ночам на предмостном укреплении в Нормандии.

Когда план битвы за Сен-Ло был разработан полностью, каждому из нас стало ясно: либо там долго еще будет страшно по ночам, либо предмостное укрепление вовсе перестанет существовать, потому что американская армия готовилась играть ва-банк. Наступление должно было начаться в субботу двадцать четвертого. Я и еще один офицер, по имени Джон Уотсон, занялись изучением местности по карте и наметили небольшую высоту в нескольких километрах на северо-запад от Сен-Ло. Мы рассчитали, что оттуда нам будет виден исходный рубеж атаки. Мы взяли два джипа и рано утром в субботу выехали туда. Атака пехоты должна была начаться, если не ошибаюсь, в три часа; мы знали, что ей будет предшествовать большая воздушная атака с воздуха.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии