Мы стояли прямо на самой середине единственной дороги, которая вела с берега, а вся лавина вторжения, казалось, громоздилась позади нас или, прорываясь сбоку, стремительно неслась за нашей машиной. Люди неуклюже бегали по отмели, тяжело переваливаясь под тяжестью своего снаряжения и оттого, что ноги вязли в песке. На всех нас были надеты подмышками, вокруг туловища, большие плоские, похожие на круглую кишку, резиновые спасательные пояса.
Проклятый водитель не мог услыхать меня из глубины танка. Танк был задраен наглухо. Докричаться к нему внутрь не было никакой возможности. Снаряды сыпались, то не долетая до нас, то перелетая через наши головы и взметая фонтаны песку. Затем вдруг раздался тонкий, высокий, пронзительный звук, и я только потом понял, что это заряд 88-мм орудия, — понял это уже потом, потому что, если вам случится услыхать его совсем близко, то ни думать, ни припоминать, что это такое, вам не приходится. Обычно вы, прежде чем успеваете что-либо сообразить, оказываетесь ничком на земле, — так молниеносно следует за этим звуком инстинктивное движение спрятаться. Но он, должно быть, пронесся куда-то очень далеко, так как я не могу припомнить, слышал я его взрыв или нет.
Затем последовало несколько ужасных минут, я вскочил и начал дубасить по танку, потом опять нырнул в песок, снова услыхав тот же звук. Никто уже не бежал мимо. Все затихло на отмели вокруг меня. Все лежали. Я только одно понимал, что, покуда мой танк будет торчать здесь, это орудие будет непрерывно палить, пока не попадет в него. Я вскарабкался на танк спереди и начал колотить по бронестеклу у водительской щели. Люк нерешительно открылся, и оттуда высунулась голова в футбольном шлеме. Я завопил ей в ухо: — Вон ко всем чертям поскорей отсюда! — Голова исчезла. Люк закрылся, и, наконец — наконец — наконец-то, мы сдвинулись с места.
Мы переползли через дюну. Под укрытием дюны со стороны моря длинный ряд людей копошился в песке, пытаясь устроить что-то вроде окопов. Я величественно восседал на спине моего танка, но управлять им не имел возможности. Он двигался по следам, которые шли впереди, затем вдруг водитель круто повернул и поехал вдоль внутреннего края дюны.
Здесь уже не было песчаных фонтанов. Слева от меня лежала лагуна, о которой я так много думал. Вода стояла тихо, неподвижно. За ней поднимались покатые холмы, одетые сочной зеленью, с купами деревьев среди лугов и лесом, вырисовывающимся на горизонте. Вдали, на расстоянии одной или двух миль, возвышалась над деревьями одинокая колокольня, которую я видел еще с моря.
Спустившись ярдов на сто вдоль берега лагуны, мы внезапно наткнулись на другие танки. Люки у них были открыты, танкисты стояли рядом и стаскивали с себя большие-большие пневматические баллоны, которые торчали у них сзади, словно турнюры. Эти баллоны составляли часть нашего непромокаемого снаряжения. Полковник — командир танкового отделения — и несколько сержантов стояли тут же и посмеивались.
Когда я сполз сверху и присоединился к ним, мой друг водитель круто повернул танк и раздавил пятигаллоновую жестянку с машинным маслом, которую сняли с другого танка. Меня с ног до головы окатило черной маслянистой жижей. Она капала у меня из ушей, стекала по носу. Все смотрели и хохотали. Нам было очень приятно стоять здесь, на солнечном берегу. И все это оказалось так просто.
Все это оказалось так просто, потому что произошла ошибка — и, насколько мне известно, одна-единственная во всей высадке — ошибка навигационного свойства. Дорога с берега, по которой мы перевалили за гряду дюн, не была принята в расчет при составлении плана высадки, потому что она была слишком на виду, и это вызывало сомнение в том, что она пригодна для использования. Можно было с уверенностью сказать, что это ловушка с проволочными заграждениями, минами и прочими сюрпризами. Высадка планировалась севернее дороги, но благодаря совершенно ничтожной ошибке в день вторжения весь участок высадки переместился на несколько сот ярдов южнее того, чем предполагалось. Таким образом, наш десантный участок, обозначенный на карте в красном секторе «Юта» буквой «Д», пришелся как раз против этой дороги. Первые же машины так прямо и поехали по этой дороге. Немцы не минировали и не охраняли ее. Очевидно, это был выход к морю, оставленный для населения.