Точно так же, как в свое время Брэдли подсказал Паттону вольное истолкование приказа об "активной обороне", — он теперь дал понять Ходжесу, что, выполнив обязательства перед Монтгомери (то есть, дойдя до Эрфта), тот дальше свободен в своих действиях. Он может взять Кельн, может захватить какой-нибудь мост через Рейн — если там найдется хоть один целый. Все эти указания Брэдли шли вразрез с приказами Эйзенхауэра, строго предписывавшими оставаться на западном берегу Рейна.
Не прошло и нескольких часов, как в армии распространился слух о том, что разрешается захватывать мосты через Рейн. Каждый корпусный и дивизионный командир Первой армии, а за ними все полковые и батальонные командиры стали строить планы захвата. Вот это была война во вкусе американцев — двигаться, наступать, захватывать! Шесть долгих месяцев, за редкими исключениями, они только и слышали: "Остановитесь!" "Задержитесь!" "У нас нет для вас боеприпасов!" — красный огонь светофора сменялся желтым, а желтый опять красным, зеленый не появлялся почти совсем. И вот, наконец, здесь, на Рейнской низменности, загорелся перед ними зеленый огонь — раз и навсегда. "Вперед, в Германию, и снова вперед!"
Брэдли прекрасно учел обстановку и сделал выводы. Его приказы, напоминаю, что письменных приказов не было, а была просто договоренность между командирами и по всем звеньям системы управления, — давали именно то, чего требовала обстановка. У Монтгомери были все преимущества, была приданная ему на усиление Девятая американская армия, британский и американский флоты и столько авиации, сколько физически можно было сосредоточить над одним участком европейской территории, — и тем не менее, он продолжал вопить, требуя у Эйзенхауэра еще саперных батальонов, еще то одного, то другого, утверждая, что иначе он вообще не может выступить против страшных немцев. Сам Эйзенхауэр хотел, во что бы то ни стало очистить Рейнскую низменность, прежде чем двигаться дальше. Но Брэдли был убежден, что страшные немцы уже при последнем издыхании, а потому сейчас самое время дать волю командирам, и — вперед, каждый за себя!
Брэдли был прав, и это наглядно подтвердилось. Первые прорвавшиеся колонны американцев привели в замешательство немецкое командование. Вся обстановка на Рейнской низменности менялась так стремительно, что спустя двадцать четыре часа после начала наступления немцам стало ясно: принять бой они не могут, и единственный путь — отходить за Рейн и взрывать за собой мосты.
Захват Ремагенского моста подвижной колонной 9-й американской танковой дивизии, ударившей на юго-восток после прорыва на Рере, вовсе не был случайной удачей, как это могло показаться читателям газет, или даже профессиональным военным, где-нибудь за три тысячи миль от места действия. Рейнские мосты — грандиозные сооружения, и хлопушками такой мост не взорвешь. Даже когда сделана вся предварительная подготовка для взрыва при отступлении, выбор момента представляет одну из труднейших задач во всей практике военного дела. Какой-нибудь арьергард должен остаться и быть предоставленным своей судьбе — умереть, сдаться в плен или вплавь переправиться через Рейн, для чего нужно быть, по крайней мере, рекордсменом.
Когда Первая армия форсировала Pep, на Рейне еще было с десяток мостов, годных для переправы. Каждый американский командир облюбовал какой-нибудь из них, надеясь захватом его увенчать свою боевую карьеру. На многие мосты пришлось даже по два, по три претендента. Состязание по захвату моста через Рейн велось по всем традициям американских прерий. Выстрел возвестил, что старт дан, и можно было держать пари, что одна из американских колонн пробьется сквозь общую свалку и переправится через мост прежде, чем будет включен ток в детонатор. И 9-я танковая выиграла состязание.
Мост ей достался трудный — он сильно пострадал от наших бомбежек, и сами немцы, еще за месяц до нашего прихода, объявили его ненадежным для тяжелого транспорта. Правда, весь этот месяц немцы усиленно его ремонтировали, предвидя возможное отступление, так что, когда мы его захватили, танки с грехом пополам могли по нему пройти.
Так же и по своему месторасположению Ремагенский мост был самым неудобным для переправы. Его восточный конец упирался в крутые, обрывистые горы, которые при хорошей системе укреплений, взять приступом почти невозможно. Однако, именно по причине их неприступности, немцы не укрепили этих гор. После первой же атаки американцы очутились на ближайшем гребне.
И все же один из старших американских офицеров вместо почестей и наград получил снижение в чине за то лишь, что не продвинулся со своей частью дальше в течение первых сорока восьми часов. Мост несколько дней находился под обстрелом немецких батарей.
Гитлер лично задался целью сбить нас с Ремагенского предмостного укрепления и не щадил для этого усилий. Несколько дней мы все опасались, что дело кончится плохо.