Любопытно, что мы проехали вдоль всего фронта американских войск и выехали за линию аванпостов, после которой за двумя поворотами дороги начинались немецкие позиции, — и не только ни разу нас никто не остановил, но мы даже не встретили ни одного человека. За неделю до того приезжали из Парижа четыре немецких полковника, — так сказать осмотреться — и точно так же беспрепятственно проехали через все немецкие и американские позиции. Они остановились уже в нашем тылу, проделав, таким образом, путь от парижских бульваров до нормандских лагерей военнопленных за пять часов с небольшим, без малейших неприятностей.
Единственным обстоятельством, помешавшим нам совершить ту же прогулку в обратном направлении, было то, что в одной встречной деревеньке мы наткнулись на горящий танк Марка IV, и это потребовало некоторого обсуждения. В деревне, посреди которой горел танк, не осталось не только жителей, но даже домов; сохранились только полуразрушенный фасад церкви и каменный колодец. Покуда мы советовались, стоя у колодца, подкатил еще один джип, в котором сидели два американских солдата, и собрался тут же свернуть на проселок, отходящий вправо, но мы задержали его. От солдат мы узнали, что участок фронта, занятый 30-й пехотной дивизией, проходил в этом самом месте, но сегодня утром дивизия отошла на две мили назад, чтобы очистить территорию для воздушной бомбардировки. Когда, руководствуясь компасом и полученной информацией, мы выбрались к намеченной раньше высоте, мы увидели на ее обратном скате стрелковую роту, бойцы которой проверяли свои гранаты и патроны и строились уже в боевой порядок.
Вершину нашего холма пересекала дорога, проложенная в выемке. На одном конце ее перегораживал обгоревший немецкий танк; в придорожных канавах по обе стороны валялись брошенные немцами предметы снаряжения — грязное вымокшее барахло. Здесь мы провели весь день, ожидая, когда разгорится бой.
До разгара в этот день так и не дошло. После артиллерийской подготовки начала свои действия авиация, но там, откуда мы приехали, кому-то что-то не понравилось, и атаку пехоты отложили на двадцать четыре часа. Она состоялась назавтра, после вторичной подготовки.
Из впечатлений битвы за Сен-Ло мне особенно запомнилась общая картина поля боя и еще — воздушная бомбардировка, которая была трехактной, сначала выступили на сцену тяжелые бомбардировщики, потом средние и, наконец, истребители-бомбардировщики.
Общая картина сильно напоминала иллюстрации из "Истории войны Севера и Юга". Наши войска дымовыми шашками указывали нашей авиации свое расположение. Дым был грязно-пурпурного оттенка. Даже у нас, на расстоянии мили, он был плохо виден, и мы понимали, что самолетам от него никакой пользы, но он стлался над долинами и перелесками точно так, как, судя по картинкам, стлался дым над полями сражений Гражданской войны. Когда удавалось разглядеть в бинокль какие-нибудь движущиеся человеческие фигуры — определить, кто это, свои или немцы, было невозможно: люди с винтовками, вот и все.
Мы видели, как стреляют немецкие батареи из-за холмов, и слышали, как сзади отвечают им наши. Это было то, что называется артиллерийской дуэлью, — и те и другие стреляли непосредственно по батареям противника, игнорируя промежуточные цели. Снаряды летели прямо над нашей высоткой, и тут мне впервые пришлось столкнуться с одним оптическим феноменом: оказывается, в полевой бинокль можно наблюдать полет снаряда. Я навел бинокль на почти безоблачное небо, чтобы посмотреть, не видно ли на горизонте Летающих крепостей, и вдруг заметил какие-то черненькие точки, пересекавшие поле зрения бинокля. "Что за черт! Откуда здесь столько птиц?" — подумал я, но, присмотревшись к форме точек, понял, что это не птицы и что я вижу, как летят снаряды: наши в одну сторону, немецкие навстречу — в другую.
Мы находились в зоне действия немецкого минометного огня. Вначале мы стояли на сожженном танке, вместе с одним военным кинооператором, который сразу оценил преимущества избранной нами позиции. Но спустя некоторое время мы слезли с танка и залегли в придорожной канаве, решив наблюдать оттуда, что делается за изгородями. Это пришлось весьма кстати, так как третья или четвертая волна "летающих крепостей" начисто снесла шесть или семь полей Бокажа с французской земли — на расстоянии среднего городскою квартала от нашего наблюдательного пункта. Это тоже было страшное зрелище.
Когда налетели первые «крепости», нас точно накрыло сверкающим балдахином — так блестели их крылья на солнце. Сброшенные ими тяжелые бомбы превращали рубежи обороны противника в хаос огня, дыма и пыли. Крепости летели слишком высоко, и мы не могли заблаговременно получить предупреждение, что одна серия бомб ляжет с таким недолетом. Та серия, о которой я говорю, помчалась прямо на нас, точно сотня взбесившихся курьерских поездов в ночном бреду больного.