Еще бывает безысходность. Когда хуже уже некуда. Но в нынешней ситуации хуже есть куда – могут явиться агенты Рубикона и убить нас. Так почему же я, помимо отчаяния чувствую еще и безысходность?
- Это как-то неправильно да, Влас? – прижимаюсь к стене щекой. Она вздрагивает от того, как сильно он молотит по вваренным совсем рядом с местом, где сижу решеткам. Поднимаюсь с пола. Голова кружится, вынуждая схватиться за стену. Нужно поесть. Обязательно нужно, ведь иначе я упаду в обморок. Заболею. И кто тогда позаботится о нем?
Медленно иду в кухню. Там так легко представить, что Влас сидит за столом, строя планы. Часто делаю именно это. Получается великолепно, в моменты, когда он не рычит. Крайне редко, то есть.
Разогреваю молоко и заливаю им высыпанные в тарелку хлопья. Сажусь и заставляю себя есть. Тошнота подкатывает к горлу, но я сую в рот ложку за ложкой. Жую и глотаю. Нужно есть. Еще нужно заполнить чем-то мысли, иначе память вновь и вновь будет возвращать меня в прошлое. Сначала в момент, когда я услышала грохот из комнаты. Когда все же выстрелила во Власа, хоть думала, что не смогу. А потом пошла перезарядить пистолет – коробка с дротиками находилась совсем рядом. В ней было его письмо.
«Алиса, ты хорошо стреляешь шагов с семи. Держись от меня на этом расстоянии. Заряди пистолет и возьми с собой коробку с дротиками. Положи ее рядом, а один держи в руках. Еще возьми шокер, я показывал, как его включать. Вновь очнусь зверем, стреляй. Промажешь, используй шокер. Я должен оказаться в клетке, если…
Если я не приду в себя – убей меня. Знаю, что прошу слишком о многом, но иного выхода нет. Не будет, вернее. Надеюсь, тебе не придется это читать. Но иначе, прошу не дай мне навредить тебе. Не думай, что убиваешь, ведь окончательно став зверем я уже буду мертв. Да и вообще, я был мертв до встречи с тобой. Ты вся моя жизнь, Алиса. Если с тобой что-то случиться, это будет для меня хуже смерти. Потому, умоляю – живи. Возьми документы и деньги и уезжай в одну из стран, которые мы обсуждали. Прости. Люблю тебя».
Он очнулся зверем. И я выстрелила вновь. А потом втащила его в клетку и заперла. Тот лязг четырехточечного замка до сих пор стоял в ушах. Интересно, сколько же прошло времени? Дни и ночи слились воедино, я не замечала их смены.
Доев, вымыла тарелку. А в другую – бумажную, положила большой кусок пирога со шпинатом. Он получился лишь с третьей попытки. Несколько часов я провела в кухне, скрупулезно выполняя инструкцию по приготовлению из сети. Снова и снова, пока меня не удовлетворил результат. Наполнила бутылку водой и, прихватив все это вернулась обратно.
- Влас? – медленно, шаг за шагом приближалась к клетке, - Это просто… Еда. Сейчас я подойду и….
Он громко зарычал. Со всей силы саданул когтистыми руками по решеткам. За все это время спокойным он бывал практически только во сне. А так почти все время бесновался, пытаясь выбраться. О малейших проблесках узнавания или вообще хоть какой-то осознанной реакции на меня речи не шло. Пока что. Ведь Влас все еще там…
- Не хочешь? – голос предательски дрогнул. Глубоко вздохнув, задрала голову вверх, чтоб не дать вытечь слезам. Но они все равно скатились по вискам, - Ты, знаешь ли странноватый хищник. Не будешь есть – потеряешь силы и….
Как же подобное могло прийти мне в голову аж сейчас? Ведь он игнорировал еду уже четырежды, а я думала, что причина как-то связана с заточением. Так сосредоточилась на случившемся, так погрузилась в пучину безысходности, что не замечала очевидного.
- Так вот что ты решил, да? Заморить себя голодом? Думал, я не догадаюсь? – заорала я. Приблизилась вплотную к клетке, наплевав на то, что он легко может просунуть руку через прутья, - Ты ведь меня понимаешь, да? Борешься где-то внутри не смотря ни на что. А я сдалась….
Присев, я просунула прямоугольную тарелку и бутылку между прутьями. Задержалась на секунду дольше чем обычно, когда приносила еду, в моменты, его бодрствования. Влас одним прыжком оказался у решетки. Ухватился за ткань моей кофты, я дернулась, а он оторвал клок ткани. Не задел меня. И не потому, что не вышло. Какая же дура…
Желтые глаза яростно сверкали, с обнажившихся клыков капала слюна, рычание клокотало в горле. Он чуть ли с одного раза проглотил пирог, запив потом водой.
- Это вроде намека, что тебе раньше не нравилась еда? Спалился, - вытерев, оказывается, бегущие по щекам слезы, я поднялась, - Влас, я никогда не сделаю то, о чем ты попросил в том письме. И никогда не откажусь от тебя.