Сова плавает баттерфляем

Моя жизнь была далека от их идеальной картины мира. Вернее, мне было стыдно признаться, что у меня… по-другому. Это ещё одна причина. Моя гордыня. Я не желала признаваться даже себе в том, что провалила этот экзамен под названием «семейная жизнь». Все сдали, а у меня – «неуд». Обидно. Пусть лучше окружающие считают, что я как все, не хуже других. В общем, фигурально говоря, затёрла двойку в дневнике.

Но всю жизнь от себя бегать не получится. Тогда я обратилась к интернету. Там женщины рассказывали свои истории. Комментаторы выносили серьёзные вердикты: «разведёнка с ребёнком – отработанный материал, никому такая не нужна, разрушают семьи, лишают своих дочерей и сыновей полной семьи». Не скажу, что я так сильно боялась остаться одна. Мне даже была странной мысль о другом мужчине и новых отношениях. Но эти фразы об ущербности разведённых женщин, об их вине перед собственными детьми гасили мою решительность. Каждая вылазка в интернет заканчивалась слезами. От своей бесхребетности меня воротило ещё больше.

После очередной ссоры я заметила, что Тёма стал шмыгать носом. Сначала я подумала, что он, возможно, заболевает. Но это был не насморк. Тёма так делал особенно часто, когда его что-то расстраивало или пугало. Я предположила, что это нервное. Сходила к специалисту – врач подтвердил мои опасения. Шмыганье было чем-то вроде нервного тика. Ребёнок не мог справиться со своими переживаниями, эмоции выливались в невротический синдром. Я испугалась.

Это тоже было толчком. Всё реже я лила слёзы над историями расставаний, всё больше уделяла внимания деталям и нюансам бракоразводных процессов. И в итоге решилась.

Но я сделала ошибку. С такими людьми, как Стас, нельзя действовать в открытую, он переиграет за счёт своей хитрости, подлости. Я, дурочка, честно сказала ему, что хочу развестись.

Сначала Стас не поверил, спросил, не перегрелась ли я случайно на солнце. Рассмеялся мне в лицо. Но я ответила, что подам заявление на следующий день и мне всё равно, верит он мне или нет.

Чтобы поехать в суд, я вынуждена была оставить Тёму у бабушки, у матери Стаса, мне больше не к кому было его пристроить. Вот только перепутала участки и попала в неприёмный день. Когда я вернулась за Тёмой, Ирина Дмитриевна сказала, что Стас уже забрал сына.

Подходя к нашему дому, я видела, что в окнах горел свет, однако на звонок мне никто не открыл. Я топталась на коврике у дверей, когда мне позвонил Стас.

– Вы кто такая? – ёрничал он. – Мы вас больше не знаем. Уходите.

– Прекрати, Стас, пусти меня к сыну.

– Свали и не возвращайся, пока не заберёшь заявление. Приползёшь на коленях, может, и прощу.

– Открой дверь! – прокричала я в трубку.

Тёма услышал мой голос и подбежал к двери:

– Папа, там мама. Мама! Открывай!

– Нет у тебя больше мамы, не хочет она с нами жить. – Я слышала по голосу, что Стасу было весело. Его развлекала эта ситуация.

– Папа, открой маме! – не унимался Тёма.

– Не лезь! – рявкнул Стас.

Сын заплакал.

Я колотилась с другой стороны. Что-то кричала в телефон, чтобы он не обижал Тёму. Паника охватила меня. Куда идти? Кого просить помочь?

– Вызываю полицию! – закричала я.

– Правильно. Пусть приедут и заберут тебя. Ты мешаешь нам отдыхать. Ломишься в квартиру, а ты тут не прописана.

Это правда, я всё ещё была прописана у отца, в нашей прежней квартире.

Меня охватило отчаяние. Не получалось рассуждать рационально. Всё что я могла – биться в бессилии о металлическую дверь.

С другой стороны рыдал Тёма, он бесконечно шмыгал носом и кричал: «Мама!»

– На фиг она тебе нужна? Что ты ноешь, как девчонка? – утешал его Стас на свой манер.

Он открыл мне дверь спустя час. Наверное, Тёмин крик мешал смотреть телевизор. Я схватила икающего сына и отнесла в детскую. Его глаза опухли и превратились в щёлочки. Тёма прижался ко мне и долго ещё всхлипывал, дрожа всем телом. Я так и просидела всю ночь в кресле с уснувшим сыном на руках.

На следующий день сообщила Стасу, что заявление не подала. Он успокоился. Сказал, что не хотел, чтобы Тёма так плакал, но виновата в этом была я сама, потому что решила «покачать права».

После того случая я поняла, что уйти просто так Стас мне не позволит. Никогда. Он отнимет у меня самое дорогое. У него, вернее, у его папы были связи, суд я, скорее всего, проиграла бы. Зарабатывал он больше, материально обеспечен лучше, чем я. А меня бы выставил больной истеричкой. Тёма ему был не нужен, но разлука с сыном стала бы для меня самым страшным наказанием. А наказывать Стас умел.

– У меня просто в голове не укладывается. Когда Вера рассказывала о вас – это одно. Но когда ты сама говоришь о вашей семье… ну он и скотина… А ведь со стороны и не скажешь, что ты жила в таком кошмаре.