Социо-пат

   Незнакомцу на вид можно было дать лет тридцать, хотя широкие болезненные тени под глазами, отливавшие густой чернотой десятков бессонных ночей, заметно старили его. Как и сильная, нездоровая бледность кожи. Он был сухощав, но явно не хил, о чем говорили широкие плечи и не болтающийся на теле, а плотно облегавший фигуру полуделовой пиджачный костюм темных тонов, с немного длинноватыми полами. Расстегнутый ворот рубашки открывал длинную, но не тонкую, шею. Густая черная шевелюра находилась в том состоянии растрепанности, что обычно предшествует или короткой стрижке в парикмахерской, или тщательной укладке волос во что-нибудь более приличное - то тут, то там волос торчали небрежными клочками, и в целом голова незнакомца казалась украшенной закопченной и покарябанной короной.

   Маленькие черные глаза уставились на Аяме и Киоко.

   - Я сказал, заткните своего ублюдка, - отчетливо повторил он, и этих безразличных глазах мелькнула искорка непонятного удовольствия. - И я еще веду себя вежливо.

   - Ну знаете... - задохнулась от злости Аяме. - Да вы самый настоящий мерзавец! Оскорблять женщину с ребенком, которая вам ничего не сделала...

   - Для начала: сделала. Ее маленький сучонок давил мне на нервы последние минут пять-семь, - все так же глядя на них, перебил ее ровным тоном гайдзин.

   - Это не повод грязно ругаться! - не выдержала сама Киоко. - Мне, конечно, очень жаль, что мой сын вам мешает, но это же ребенок! Зачем так сразу...

   - Не сразу, а после терпеливых и мучительных минут ожидания, пока вы заткнете этот мешок блевотины, - в своей отвратительной спокойной манере снова прервал собеседницу незнакомец. - И я очень рекомендую вам его таки заткнуть.

   - Да... Да пошел ты в задницу, ба-а-ка! - взорвалась побагровевшая Аяме, которую серьезно задело за живое поведение гайдзина, посмевшего в таком тоне говорить с ними и оскорблять ребенка ее лучшей подруги. - Хамло несчастное! Импотент! Жертва пьяной акушер...

   Девушка все еще продолжала исторгать лавинообразный поток оскорблений, когда неуловимым кошачьим движением незнакомец вскочил со своего места и оказался стоящим прямо перед их троицей. Правая рука его метнулась к поясу.

   -...ки! - закончила фразу Аяме. И с последним звуком, вырвавшимся из ее рта, в вагоне грохнул выстрел.

   Киоко вдруг ощутила адскую боль в груди. Словно кто-то запустил в нее острым тяжелым камнем. И еще ей в лицо брызнуло что-то теплое и липкое. Девушка хотела было протянуть к лицу руку и утереться, но поняла, что та не слушается. Вообще все тело мгновенно стало тяжелым как камень и более не повиновалось хозяйке. И тут мир вокруг принялся мутнеть и расплываться. В считанные мгновения вагон поезда, стоящий напротив незнакомец, вытянувший руку со странно дымящимся удлинением в кулаке, пейзаж у него за спиной скрыла красная пелена. Мира вдруг не стало.

   Несчастная молодая мать умерла, не успев осознать, что пуля, размозжившая череп ребенку, ударила ее в грудь.

   Дуло пистолета как по волшебству повернулось к замершей с открытым ртом Аяме, напоминавшей сейчас экспонат в музее восковых фигур. Дымящийся кругляш приближался к лицу.

   - А вот теперь я не очень вежлив, сука.

   Она только сейчас вышла из первоначального ступора и хотела закричать. Но вдруг поперхнулась, и крик умер в зародыше. Аяме почувствовала во рту стальной привкус и сообразила, что ствол пистолета, кровавя рассекаемые губы и ударяя по зубам, лезет в ее распахнутый в удивлении и ужасе рот. Расширившиеся от ужаса и казавшиеся теперь совсем не японскими глаза наткнулись на кривую усмешку, приподнявшую усики в подобие галочки, что ставят в бланках и анкетах. Маленькие черные глаза буравили исказившееся в страхе лицо девушки.

   Все это длилось не дольше секунды.

   А потом он нажал на спусковой крючок.

   Крохотное свинцовое тельце пули легко прошло сквозь мягкую теплую преграду из плоти и вырвалось на свободу. Правда, вольно лететь ей было не суждено, и путь свой конический хищник завершил в сиденье.

   - А-а-а-а!!! - старый японец, вопя, бросился по проходу прочь. Первый выстрел настиг его через полвагона, клюнув в спину.

   Вторая пуля угодила в правую ягодицу, когда убийца шагнул в сторону упавшей жертвы.

   Третья и последняя посланница смерти угодила в висок, прервав существование семидесятидвухлетнего Саманоске Амакоти, отца двоих сыновей и любимого дедушки маленькой внучки Юрико.

   - Пурум-пурум-пурум... - пробормотал себе под нос нечто непонятное убийца, добив старика. Затем он сунул свой пистолет обратно за пояс и развернулся к месту, где сидел до того, как начал убивать. Шагнув туда, он поднял с сиденья оставленную книгу.

   - Станция Кокурё! - объявил диспетчер, и остановившийся вагон электрички дружелюбно распахнул свои двери навстречу пустующему перрону.

   Шагнув наружу, мужчина еще раз произнес свое "пурум", заметив, как брызги крови и мозгового вещества на его одежде таят, словно по мановению волшебной палочки, впитываясь в ткань.

Глава 2: Город бетонных самураев

   15 сентября  Токио