История распорядилась так, что формально верх одержала концепция умиравшего от болезни Ленина. В конце декабря 1922 г. была создана Конфедерация (Союз) Советских Социалистических республик в составе России, Украины и Белоруссии. Но фактически была реализована концепция Сталина, ибо государство осталось жестко централизованным, и не только конфедерацией, но даже собственно федерацией нигде и не пахло. Диктатор кроил и перекраивал границы республик по собственному произволу, но никто не обращал внимания на такие пустяки: все знали, что страна представляла собой на деле не совокупность республик, а военный лагерь с комендантами разных зон, носившими разные названия, но одинаково безоговорочно подчинявшимися командам из Москвы. Никого не удивляло, что в автономных республиках существовали областные комитеты партий, ибо все понимали, что это и есть области, только под другим названием.
В ходе и после 2-й мировой войны Сталин репрессировал уже не отдельных людей, а целые народы, которыми был недоволен (крымских татар, турок в Грузии, греков с Причерноморья, чеченцев, ингушей, немцев Поволжья и др.), которых ссылал в Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию. Позднее их реабилитировали и полностью или частично вернули на родные места.
Никому в голову не приходило, что закладывается своего рода «мина замедленного действия», которая затем взорвется и начнет уносить тысячи жизней. Сам Дьявол не мог бы придумать ничего более дьявольского. Не случайно многие считают Сталина антихристом, который делал свое черное дело в расчете на нарастающие бедствия без конца, даже когда он якобы покинет сей мир.
Недовольство политикой Москвы в республиках, населенных представителями нерусских национальностей, зрело исподволь, десятилетиями, но редко проявлялось открыто, так как Сталин систематически почти поголовно истреблял в этих республиках не только носителей «национальной идеи», деятелей культуры, вообще национальную интеллигенцию, но и всех, заподозренных в «национализме». Это недовольство имело три источника и три составные части.
Во-первых, грабительская экономическая политика Москвы, вывозившей, как уже говорилось, «в неизвестном направлении» до 90% всего произведенного «на местах». Правда, нерусские республики получали значительные дотации за счет русских областей России и Казахстана, а также Украины и Белоруссии. Это делалось по чисто политическим соображениям, чтобы прочнее привязать к империи ее «национальные окраины». Но, во-первых, дотации никогда не перекрывали реквизиций. Во-вторых, принудительное разделение труда при «казарменном» социализме уродовало экономику отдельных регионов монокультурой или крупными предприятиями, требовавшими постоянного притока «гастарбайтеров» извне.
Кроме того, пожалованная милостыня никогда не ценится, а отбираемое заработанное вызывает протест. Все, что требовали республики в данном отношении, – справедливая налоговая политика по договоренности с налогоплательщиком плюс с его правом распоряжаться оставшимся после уплаты налогов по своему усмотрению. Но до самого краха СССР в конце 1991 г. им упорно отказывали. Тем сильнее стал порыв к независимости.
Во-вторых, лицемерная национальная политика Москвы, на словах поощрявшей развитие национальной культуры, а на деле подсекавшей ее под корень. Дело в том, что в условиях «казарменного социализма» сделать карьеру в смысле продвижения «парий» и «шудр» в «брахманы» и «кшатрии» было невозможно без знания русского языка. Это вам не США и не Израиль, где с плохим английским или соответственно ивритом можно всю жизнь иметь неплохой бизнес в районе, населенном единоплеменниками. Здесь с плохим русским языком так и останешься на дне общества, забитым крестьянином или чернорабочим. Поэтому миллионы родителей совершенно добровольно стали отдавать своих детей в русские школы. Однако выпускник такой школы автоматически терял интерес к культуре своих предков (в США такой феномен достаточно хорошо известен). Понятно, это усиливало «разрыв поколений» и вызывало массовое недовольство падением национальных культур. Единственное, что требовалось, фактическое уравнение местного и русского языка с повышенным вниманием к первому в государственной и общественной жизни. Но этого не было сделано – и язык явился первым «детонатором» в начавшейся междоусобице.