На булыжной мостовой, откинув руку с пистолетом, лежал человек в короткой рваной поддевке. Огонек спички отразился в его открытых глазах. Плоская кепчонка отлетела в сторону, обнажив лысый череп. Силин расстегнул поддевку, под ней оказался немецкий френч. Тщательно обыскав убитого, Силин, с помощью ребят, стащил с него сапоги и обшарил ноги. В шерстяном носке он нашел пачку бумажек…
Затем они вернулись в дом.
– Из окна выскочил вооруженный человек, – сказал Силин Попову.
Тот обернулся к Бодуэну:
– Ну, что вы на это скажете?
Бодуэн не ответил. Он здорово умел владеть собой, этот иностранец: на его бритом лице не дрогнул ни один мускул.
– Так… – проговорил Попов.
Решительно отстранив Бодуэна плечом, он вместе с Силиным и Зуевым вошел во внутренние комнаты особняка…
Все молчали. Бодуэн, прислонившись к косяку, стоял неподвижно, вздернув острый подбородок.
Когда Попов с фронтовиками вернулись, каждый из них нес на плечах новенькие винтовки, Попов задержался перед Бодуэном,
– Найденное у вас оружие русского образца мы конфискуем, – сказал он. – Завтра вам будет предоставлена возможность уехать из Херсона.
Бодуэн не ответил, глядя мимо него. Попов сбежал по лестнице:
– Все. Можно идти.
ЗНАКОМСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Вернувшись в штаб, Силин первым делом осведомился у часового, не выходил ли кто-нибудь из гостиницы. Часовой сказал, что он никого не выпускал, кроме ординарцев, и что штабных на месте нет никого, кроме Киренко.
– Ващенко, распорядись насчет винтовок, – сказан Силин, – а вы, ребята, идите с нами.
Они вчетвером поднялись на второй этаж В канцелярии было светло: горело несколько фонарей на стенах. Писаря спали, уронив головы на стол. Двое фронтовиков дымили цигарками возле двери – это были часовые, оставленные здесь Силиным, когда он уходил с Пантюшкой.
Со своего места встала машинистка.
– Товарищ Попов, – заговорила она требовательным, обиженным тоном. – Я не понимаю, почему со мной так обращаются! Эти люди не выпускают меня из помещения. Я ведь в конце концов не военнослужащая! Уже ночь, имею я право отдохнуть?
– Сейчас разберемся, – ответил Попов, искоса взглянув на нее.
Вместе с Силиным он скрылся в комнате Совета. Ребята остались в канцелярии.
Лешка смотрел на машинистку и думал: вот из-за этой женщины погибли Костюков и Пахря…
Было что-то болезненное, нечистое в ее белом лице, в бегающих глазах, полуприкрытых тонкой лиловой кожицей век, в каждом ее движении, нервном и порывистом. Присев к столу, она вытягивала шею, прислушиваясь к неразборчивому гулу голосов за стеной.
Голоса стали громче, еще громче… Проснулись писаря.
Дверь распахнулась, и на пороге появился огромный, встрепанный Киренко. Силин и Попов попытались удержать его. Но Киренко вырвался и, грузно ступая, так, что в фонарях затрепетали огоньки, подошел к столу машинистки.
– Вот эта?! – хрипло спросил он. – Вот эта самая? Женщина вскочила. Лицо ее стало покрываться прозрачной пергаментной желтизной. Киренко смотрел на нее в упор.
– Это ты… Костюкова загубила?.. – придыхая на каждом слове, проговорил он.
– Что он говорит?! Я не понимаю… – забормотала она, жалко и растерянно оглядываясь на Силина и Попова,
– Не понимаешь?! А!.. – И Киренко начал обрывать застежку на кобуре.
– Что вы делаете! – Женщина отшатнулась к стене, расширенными глазами следя за его пальцами.
– Стой, Павло! – Силин схватил Киренко за руку. – Поговорить надо!
– Пусти! – хрипел тот. – Пусти! Раздавлю гадину! С помощью Попова и часовых Силину удалось оттеснить его к двери.
– Ну, вам теперь все ясно? – спросил Попов у машинистки.
Она с трудом проговорила:
– Я ничего… не… понимаю..
– Ах, вы еще не понимаете, мадам, или как вас там… фон Гревенец!
У женщины дрогнули плечи. Точно защищаясь, она вытянула перед собой узкие ладони:
– Что вы! Что вы! Это ложь!
Ложь, говорите? А это тоже ложь? – И Попов помахал измятым листом копировальной бумаги. – Узнаете? – Он поднял копировку на свет и медленно прочитал: – «Командиру революционного отряда севастопольских матросов товарищу Мокроусову… Приказ…» Это вы печатали? Мы изъяли этот документ у убитого немецкого шпиона!
Лешка невольно привстал с места. Он вспомнил Маркова и черную тряпочку, которую тот передал Бодуэну. Так вот что это было!
Женщина облизнула губы.
– Я ничего не знаю!.. – выдавила она. – Это ошибка…
– Вот как, ошибка!.. Возможно… Кстати, у того шпиона мы взяли еще одно письмо. Так в том письме господин Бодуэн с самой лучшей стороны рекомендует вас германскому командованию…
Женщина поднесла руки к помертвевшему лицу и опустилась на стул.
– Ну, это тоже ошибка? А гибель Костюкова с отрядом?.. А захваченный немцами несколько дней тому назад обоз с боеприпасами – это, верно, тоже ошибка?..
Лицо Попова перекосилось от гнева. Прямые и острые морщины очертили рот.