— Богг всё видит. Всё-всё. И если это всё у вас, играющих, становится
Сообщение ушло за черту, и экран перед очередным залпом бяк вновь на какое-то время замер. И следующая их порция, надо отдать должное Боггу, была тошнотворнее первой.
Волопас почувствовал укол в сердце. Странно, казалось уже привычные глазу интернет-помои, собранные вместе, давали неожиданный кумулятивный эффект.
— Ну что, глотаешь, Волопас? Глотай-глотай. Вкусно? Сочно? Питательно? Познавательно?.. Чрезвычайно! Не так ли?
— Но Богг, — попытался возразить Волопас, — система раздражителей для промоушна использует, скажем так, встроенные в твое детище баги. Так что это Тебе надо было потестить играющего, прежде чем в тираж пускать. Не было бы багов, не было бы и помоев этих.
— Ты мне про баги не втирай, Волопас. Баг здесь один — сострадание. И это не баг вовсе, а условие выживания рода вашего. Это у вас он сделался багом, потому что осмеян.
— Но ты же сам говорил, что мы твоих, не знаю чего там, рук, мыслей, дело, в общем.
— Моего изволения. Да вот беда какая, прервалось оно на Заре Времен. Не донесли вестники Слово Мое до играющих. Им, тем, что прежде вас шли, взбрело в то, что у вас головой называется, будто устраняю их Я со сцены Моей, вот и не дали посланнику Моему до вас добраться. Расплескал он свет по дороге — только малая часть его и вошла в вас. Вошла, а теперь вся и вышла…
Волопас подождал несколько секунд окончания мысли Божжей, но содержимое экрана не менялось. Тогда он набрал следующую фразу:
— Богг, это раздражает?
— Это разрушает, Волопас. Я же Ею через вас наслаждался. На Ее поля смотрел, в Ее реках купался, на Ее горы молочные взбирался. А потом все изменилось — и через ваши глаза Я вот этим только и «любовался». Ну а потом, как ты уже знаешь, изменились вы. Точнее, кончились. Стер Я вас со сцены Моей.
— Тогда о чем мы здесь говорим, Богг. Ты нас стер, точнее, для нас это будет «сотрешь», — я-то зачем Тебе в раскладе таком?
— Ты опять не догоняешь, Волопас. Я вас стер не только потому, что вы на бяки подсели, а потому что, на бяки подсев, о Деле забыли. А по правде говоря, и не стирал Я играющих, а просто вышел, точнее, прошел насквозь. Зачем через ваши глаза в Сеть за экраном пялиться, когда в Ней и Самому развернуться можно.
— Ладно, раз Ты нас не кончил, не стирал то есть, тогда что сделалось с нами, играющими? — не удержался от вопроса Артем.
— Как что? Говорю же, покинул Я вас. В Сеть ушел — очищенную от скверны вашей, и новое солнце зажег в ней.
— В проводах? — удивился выбору Богга Волопас. — Но это же бесконечно банально.
— Да-да, припоминаю такое. То же самое керубы говорили о рефаимах, рефаимы о нефилимах, нефилимы об атлантах, а атланты о вестниках моих, ну а вестники… догадайся, что говорили вестники о лысой обезьяне[15]?
— И как Ты поступишь, извини, поступил с нами? Тоже в геенну упек? На какой круг, прости Божже?
— Да ладно, не кипятись. Никуда я вас не упекал. Все то же самое с вами: едите, размножаетесь, на спинах валяетесь, в игры играете брачныя, на лианах болтаетесь, за бананы деретесь — в общем, все, как и раньше, до Меня…
— Да Ты нас кинул?!
— Нет же, сколько раз говорить. Покинул я вас. Просто покинул.
— Нет, Богг, ты нас подставил.
— С буквами нелады у тебя, Волопас. Не подставил, а
— Что — только, Богг? — Волопас почувствовал нечто тревожное в этом оборванном «только».