Вооружившись ещё более шикарным букетом и прихватив с собой в качестве талисмана её восхитительное письмо, я отправился на свидание. Меня распирало от счастья, и я не то чтобы шёл. Я, скорее, плыл по воздуху. По пути мне встретились первокурсники с филфака. Узнав о письме Полины, они сначала как-то странно переглянулись, но потом справились с понятной и, в общем-то, простительной в такой ситуации завистью: нашли в себе силы от души за меня порадоваться и пожелать мне удачного свидания.
…
Подруга слушала Полину, приоткрыв рот от удивления.
— А самое главное, — сказала Полина, — что это ещё не всё. Через неделю этот придурок сам припёрся. Я его из дверей выталкиваю, а он улыбается как ненормальный и письмо мне суёт.
— Какое письмо? — спросила подруга. — Опять, что ли, написал, что любит? А почему он по почте тебе это письмо не отправил? Зачем сам-то его принёс?
— В том-то и дело, что нет! Не писал, что любит, в смысле. Представляешь, он сам себе как бы от меня письмо написал. Что теперь это типа я его люблю, жду и вообще с той самой дискотеки несчастной только о нём и мечтаю. Я знаешь как перепугалась, когда поняла, что за письмо он принёс! Чуть ли не сильнее, чем ночью, когда он за мной бежал. Хорошо, папа дома был. Поговорил с ним, письмо почитал. Увидел, что тот не особо буйный, хотя и очень настойчивый, на чай его пригласил. А сам, пока мы на кухне с придурком сидели, быстренько нашёл, куда в таких случаях звонить надо. У нас тут ведь это рядом совсем, на Фурманова.
…
Когда меня обследовали и разрешили пробные пятиминутные прогулки внутри периметра, первокурсники с филфака явились ко мне в психиатрическую лечебницу извиняться за весёлый розыгрыш.
Любовь и маркетинг
На мой девятнадцатый день рождения семнадцатилетняя Арина, с которой мы приятельствовали в спортлагере, пришла в каком-то странном белом платье. День рождения у меня летом, а платье закрытое и ткань плотная; приглашены только свои, лыжники с лыжницами (у Арины был первый взрослый по лыжам), да футболисты, свои все в майках-шортах-сарафанах, а платье какое-то слишком уж торжественное.
К слову, мне перед тем днём рождения тоже странная идея в голову пришла: пить водку не как обычно, то есть наливать из бутылки грамм по тридцать-сорок в рюмки, и потом из рюмок её этак по-гусарски в глотку закидывать. Решил я подать водку в старинном бабушкином графине (таком, знаете, с притёртой пробкой), а кроме графина поставить на стол хрустальные салатницы с кубиками льда. Употреблять же напиток следовало из высоких тонкостенных стаканов объёмом никак не меньше четверти литра, и не залпом пить, разумеется, а изысканно так, по-джеймсбондовски, из стакана прихлёбывать. (Дело в 91-м было, и видеосалоны на любопытных советских подростков, едва-едва из-за железного занавеса выглянувших, очень сильно тогда влияли).
Поляну я накрыл в полном соответствии с замыслом, и, встречая гостей, разъяснительную работу насчёт культуры потребления среди каждого из них провёл. Сели. Гости, значит, после моего ликбеза бросают в стаканы кубики льда, наливают граммов по пятьдесят, от силы — по семьдесят, как вдруг Арина в платье в этом своём торжественном встаёт и говорит:
— Прошу внимания.
Поскольку народ трезвый совсем ещё был, то просьбу Арины охотно уважили. Хотя лично мне от её интонации сразу не по себе стало, и не зря.
Лёд Арина проигнорировала, зато стакан на 0,25 налила доверху, с горкой практически. Народ от такого предисловия аж дышать перестал, чтоб не спугнуть.
— Хочу, — говорит Арина, — выпить за Мирона. (За меня, то есть — прозвище это моё в юности было).
Он, говорит, такой замечательный, хоть и женился год назад чёрт знает на ком — выбрал куклу какую-то заезжую, да ещё на несколько лет старше. (По счастью, жена моя на каникулы к маме своей уехала и на празднике не присутствовала). Я, говорит Арина, Мирона давно люблю, и пришла к нему сегодня в свадебном платье, которое я сшила своими руками, и теперь хочу, чтобы он на свой день рождения подарил мне поцелуй, после которого он, наконец, про настоящее своё счастье всё правильно поймёт.
Ни капли не расплескав, Арина стакан до губ донесла и степенно, с достоинством, небольшими глоточками, выпила. Так выпила, что и Джеймс Бонд бы позавидовал.
Народ от растерянности зааплодировал, и только футболист один, который у нас в сборной райцентра последнего защитника играл, возмутился. Чему, говорит он, вы хлопаете? Она же, говорит, будущая мать.