Соседи

Он не заметил, когда вошла Наталья Сергеевна, и поспешно вскочил, увидев, что она стоит перед ним и с улыбкой держит за талию молоденькую девушку с растрепанными волосами, в домашнем халатике.

— …Моя Машенька, прошу любить и жаловать. Мы сегодня сбились с ног — столько дел, столько дел! Машенька, поблагодари Степана Ильича за цветы.

«Непохожа!» — первое, что сразу же подумал он. Почему Владислав Семенович уверял, что она вылитая мать?

В глазах Машеньки читалось удивление, может быть, чуть-чуть досада и какой-то непонятный интерес — все одновременно. В эту минуту Степан Ильич вспомнил, с какой усмешкой снисхождения встретил он сам своего сына-школьника, когда тот осмелился впервые пригласить к себе в гости свою одноклассницу. Видимо, тогда сын и его красневшая подружка, представ перед глазами старших, испытывали то же самое, что он испытывал сейчас, чувствуя, как его разглядывают без всякого стеснения, изучают и удивляются — да, удивляются самым откровенным образом, нисколько этого не скрывая. Несколько раз Машенька взглядывала на смущавшуюся мать, как будто именно сейчас увидела в ней совершенно другого человека, не того, к которому она привыкла. Краска на щеках, неожиданный гость, цветы… Неужели в таком возрасте женщина еще способна нравиться? Но какая же это женщина? Это же мама! «Ну и что, что мама? Ах, глупенькая!» У Степана Ильича сами собой расползались от улыбки губы. Со своим наивным и чистосердечным изумлением Машенька ему нравилась чрезвычайно.

«Вот жизнь! Еще вчера — да какое там! — еще всего лишь час назад смешно было подумать, что можно так вот, разом, обзавестись… ну, семьей не семьей, а… да нет, если уж зреть, как говорится, в корень, то именно семьей. А что? Чем не семья?» Словом, под первым впечатлением Степан Ильич ощущал себя счастливым до краев и, полный признательности за это состояние, готов был вместить в свою широкую и благодарную любовь всех, кого он сегодня, не думая, не гадая, вдруг приобрел, — всех, даже зятя, которого он еще совсем не знал, не видел.

Никита, зять Натальи Сергеевны, оказался долговязым лохматым юнцом в сильных очках. Очки и оттопыренные красные губы — вот что бросалось сразу в глаза. Он вошел в комнату босиком, с журналом в руках, буркнул: «Здравствуйте» — и, сев за стол, близоруко уткнулся в страницу. Наталья Сергеевна, разливая суп, с мягким укором заметила:

— Никита!

На мгновение он оторвался от журнала:

— Я поздоровался.

— Я слышала. Ты хоть обуйся, милый.

Продолжая читать, Никита нашарил ногами валявшиеся возле дивана тапочки.

Наталья Сергеевна переглянулась с гостем.

— У нас маленькая неприятность, — пояснила она. — Не успела я приехать — нате вам! Никиту посылают в лагерь, на военный сбор. Такая неожиданность!

— Так весь курс же! — сказал Степан Ильич, принимая от хозяйки дымящуюся тарелку.

— Вообще-то да… Но что стоило сделать эти сборы за счет учебного времени? А то лето, каникулы, все отдыхают, а им, бедняжкам…

«Женщина», — подумал Степан Ильич. У них в семье было примерно то же самое, когда речь заходила о будущей профессии Бориса. Сам Степан Ильич был бы доволен, если бы сын стал кадровым военным. Есть, знаете ли, в мире такая древняя почетная профессия — защита Родины. Но Борису он ничего не навязывал — пусть выбирает сам. Матери же, как всякой женщине, хотелось чего-нибудь более домашнего, чтобы сын был поближе к ней…

Степан Ильич, как старый солдат, дружелюбно взглянул на будущего новобранца.

— Дело нужное. Да и сборы-то: на месяц! Это не царская служба на двадцать лет.

Ответить ему не успели: мимо двери по коридору кто-то прошел, громко шаркая по полу какой-то грубой обувью, затем в той стороне, где помещалась ванная, раздался требовательный стук и раздраженный голос рявкнул:

— Надо и о других подумать! Фон-барон!

Зная обо всех жильцах квартиры, Степан Ильич угадал: Покатилов. Остальные за столом не обратили на коридорное происшествие никакого внимания.

— На кого это он? — спросил Степан Ильич, погружая ложку в суп.

— Старый Ромео наводит марафет! — хмыкнул Никита, переворачивая страницу.

Прыснула Машенька, смутилась, зажала себе рот.

— У нас сосед, — краснея, сообщила она Степану Ильичу, — такой балдежный старичок. Милый, вежливый, но балдежный. Вы представляете, он каждый вечер наряжается и отправляется… куда бы вы думали? Ну вот куда, куда?.. Ни за что не угадаете! На танцы! Да, да! Каждый божий день!

Все-таки она похожа на мать! Особенно сейчас, когда краска смущения быстро залила ее юное лицо.

Никита, приготовясь брать тарелку, сделал ногтем отметку на странице.

— В понедельник у них танцев нет, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — В понедельник у них банный день. Смывают трудовой пот.

Гость за столом немного стеснял Никиту, и Степан Ильич это видел. В то же время он чувствовал, что молодому человеку хочется поговорить, а не сидеть букой, и он помог ему в этом, с интересом принявшись расспрашивать о причудах одинокого жильца. А причуды в самом деле были странноваты: танцы. Ну, домино бы. Ну, шахматы. На худой конец, страстишка к картам. Но танцы!..