Сортировка

Люблю прогулки под дождем по асфальту, усыпанному опавшими листьями. Железнодорожный район по неведомой прихоти судьбы пару лет назад подвергся безжалостному асфальтированию, так что от общежития до дома Лены, а потом от её дома до самого парка можно было дойти по условно чистому асфальту тротуаров. Шелест дождя в еще недоопавших кленах, шелест листвы под ногами. Мокрая, она звучит мягче, чем в сухую погоду. Редкие фонари, блеск мокрых поверхностей — хорошо! Осенью в парке железнодорожников никакие аттракционы не работают, темнота друг молодежи.

— Петя, вчера от тебя приходил клиент. Спасибо!

— Не зря на днюху ходил к приятелю. Там твой адрес давал. Два счетчика небось зарядила?

— Два не два, но нормально. Прикинь, просил «клифт ровно такой как у Петра». Ты не обидишься, если я пошью такой же?

— Даже интересно, как ты это сделаешь.

— То есть?

— Где он ткань такую возьмет? Что вы по материалу решили?

— Решили, что все материалы закупаю я. Деньги он оставил. Так что выйдет очень похоже, если ты не против. В конце концов фасон ты разрабатывал, имеешь право на мнение по этому вопросу.

— Ха, еще два конца за ткань. Молодец, Лена. Валяй, поднимем городок в плане эстетики.

— Нет, ну а что! Это ж я должна найти где-то, подобрать… Бесплатно что ли за тканью мотаться?

Вот такой романтичный разговор под шелест дождя у нас шел всё время пока мы гуляли. А после прогулки… я пожелал приятных снов и категорически отказался от чая и знакомства с Лениной мамой. К себе в общежитие тоже приглашать не стал, не настолько у меня в общежитии уютно, чтоб звать туда барышню. И не настолько я изголодался по женской ласке, видимо.

Глава 14 Прогресс и прогрессор

А в конце ноября, когда мы все уже слегка подзабыли про аттракцион «немного правды в глаза ревизорам», на станцию приехала дорожная ревизия. Даже не знаю, это был спецназ, призванный искоренить ересь или самая обычная проверка, но мы слегка напряглись. Если подумать логично, то никто бы не стал звать проверяющих к себе домой, самим же и достанется на орехи по итогам проверки. Наш человек в руководстве, то есть Курдюков, держал нас в полном ведении относительно всех нюансов. Старцев по нашему с ним приятельству и то был не такой откровенный в свою бытность замом. Хотя, наверное, нечему удивляться — Николай Алексеевич всячески давал понять, что наверх он залетел ненадолго, в небе холодно, купол раскрыт, ноги чуть согнуты в ожидании встречи с землей.

Шафорост сильно рисковал, но мне кажется, что он как тот сапер, который ошибается один раз, соглашаясь идти в саперы. В том смысле, что пошел на железку, будь готов к неприятностям. Это я к чему? Это я к тому, что моя идея по встрече комиссии насухую была принята к реализации. Курдюков аж в голос смеялся, рассказывая нам сценарий встречи московских ревизоров, состоящий из двух пунктов — показать документацию, показать, где находится столовка. Угу, та самая, которая рядом с пивной, и в которую нормальным людям ходить не рекомендовалось. Никаких тебе ресторанов и спец. залов деповской столовой, никаких подарков и прочих подношений от холопов приехавшему барину.

Дня высоким проверяющим лицам хватило, чтоб понять, как им здесь рады, ночевать ревизоры не остались. Тем более, что кто-то слегка измазался в креозоте, кто-то забурился в пожухлый бурьян, не полегший с лета. А сушиться и чиститься негде, кроме той комнаты отдыха. Сауна не зарезервирована, опять же. Через неделю на Сортировку был прислан акт, на разбор которого нашего начальника вызывали в отделение дороги с самым минимальным временем на проработку и оформление итогов — двое суток. Хохма в том, что за эти двое суток надо было ухитриться не только издать приказ по станции, это легко, а еще и подложить под него объяснительные от всех фигурантов. То есть, если человек ушел спать после ночной смены, времени дождаться его прихода на работу уже не было. Крутись как можешь или расписывайся в бессилии. Старенькая двадцать первая Волга, приписанная к Сортировке, была старше станционного коняги, но работала также безотказно, вот на ней и катался товарищ Глотов, собирая бумажки. Выдергивал из постелей сонных или из-за стола слегка поддатых железнодорожников, от которых требовали вспомнить и написать объяснения по их косякам, допущенным полгода назад. Ситуация упрощалась тем, что все проверки шли по следам на бумаге, а их кто попало не оставляет. Составителей и дежурных стрелочных постов никто не трогал.