Сороковник. Книга 3

Передо мной — тяжёлая дверь из почерневших досок морёного дуба. Кованые петли-журавли. Кольцо-ручка, до которого пока рано дотрагиваться, ибо нет главного — скважины. Сам ключ — в моей руке, лезвие, странно дрожащее, словно готовое расплавиться и потечь, чтобы потом застыть в новой, нужной мне форме. На нём всё ещё кровь, засохшая кровь обережника, это она помогает творить волшбу, преобразует в моём подсознании облик портала в иной, наиболее удачный для дальнейшей работы. Откуда же я знаю, как устроен портал? А дверь — это просто. Работает простейшая связка: ключ — замок.

Вот он, ключ. Только вставить его пока некуда.

Потому что для перехода в новый мир нужны якоря. Так учил Николас.

Для маленького Рика якорем послужили брелок с изображением города и кольцо некроманта. Для меня, дрожащей от страха под проседающей защитой в заваленной пещере — родная дверь в родной дом. Для Маги — должно быть, я сама с детьми и нашей общей аурой. Что может потянуть меня в Васютин мир?

Я в бессилии опускаю руки. Ничего. Никого.

У Васюты была Любава, выкрикивает внутренний голос. Ну же, Ваня! Женщина, так на тебя похожая, с твоими глазами, с твоей косой, с твоей улыбкой. Лапушка! Ваня, очнись!

И я вспоминаю. И глаза, и улыбку, и маленькую кисть, теребящую платочек. И как в солнечном луче переливаются цветные камни в кольцах червонного золота, а одно кольцо, на безымянном пальчике, простое, серебряное, обручальное. Вижу лазоревую ленту, вплетённую в косу, жемчуг, богато украсивший кику, золотое шитьё душегрейки, трогательно вздымающийся при каждом вдохе животик… сапожки, расшитые златомсеребром, сарафан из парчи, рубаху тончайшего полотна, всю в обережной свастике. Вижу стул, резной, с высокой спинкой, с мягкими подушками. Прялка рядом с ним пустая, без кудели. Стол у самого окна, на столе шкатулка рукодельная, рядом с ней — крошечная рубашечка, как раз на новорожденного… приданое для малыша. Хоть и коротко было видение в Васютином доме, однако запомнилось многое. Я не просто помню. Я — вижу. Тяну на себя. Бросаю… нет, хватаю якорь.

Массивный ключ сам скользит в скважину, поворачивается легко, без зацепок. Помедлив немного, берусь за холодное бронзовое кольцо. Дверь поддаётся, и в лицо мне дышит прохлада другого мира — столь отрадная после смертоносного жара этого. Не знаю, куда исчезает дубовая створка. Должно быть, всё это — дверь, скважина, ключ — обязательные атрибуты ритуала открытия, и у каждого они свои, но вот отпала в них надобность — и они уходят, выполнив предназначение. Проход открыт. Заходи.

Почему-то я ожидала увидеть на той стороне продолжение города, как и при переходе из своего мира. Вместо этого меня встречают темнота и безлунье: там тоже ночь, но без фонарей, без мостовой, без каменных стен, разогретых дневным солнцем и выстуженных ночью. Там словно бы вообще — ничего, пустота. Ветер доносит до меня запах влажной травы, запах воды. В отдалении слышен плеск волн, а совсем рядом — беспокойное ржание.

Это луг или поле, говорю себе. Просто я смотрю из освещённого места в темноту, а потому ничего не могу разглядеть толком. Вот мне и кажется, что там пусто.

Слышится бойкий топоток, и в широкий проём, оставшийся вместо двери, заглядывает жеребячья мордочка, чёрная, с белой отметиной на лбу. Позади меня приглушённо охают несколько голосов. Не обращая на них внимания, я выуживаю из кармана несколько завалящих кусочков сушёного яблока и протягиваю на раскрытой ладони малышу. Тот, бесстрашно потянувшись за угощением, выдвигается из проёма весь — тонконогий, мосластый, с аккуратно подстриженной гривкой и подровненным хвостиком. С удовольствием подбирает мягкими губами лакомство, а затем принимается меня обнюхивать и фыркать.

А вслед за ним… Порог переступает самое очаровательное создание, которое я только видела. Блестит и переливается атласная угольно-чёрная кожа, доверчиво из-под мохнатых ресниц косят дивные карие очи. Деликатно цокают копыта, отполированные, покрытые лаком … Вздохнув, она испускает призывное ржание, подзывая сыночка.

Какая же мать оставит своего ребёнка? Да в любой мир за ним примчится, сотню порталов откроет, везде найдёт.

У меня темнеет в глазах. Вот-вот я пойму что-то важное…

— Донна? Полчаса истекли. Вы закончили, как я вижу?

Не дождавшись ответа, Тёмный осторожно, но настойчиво выводит меня из толпы. Да, здесь уже полно народу. На нас не обращают внимания, и это понятно: есть зрелище куда более интересное, чем неприметная, просто одетая женщина. А может, и охранник глаза отводит, ведь обеспечил же он мне эти полчаса покоя, как я и просила… Я вдруг обнаруживаю, что дышать — это неимоверно трудно. Нужно расширить лёгкие, втянуть воздух, задержать его на какое-то время, вытолкнуть с определённым усилием… Сильные руки поддерживают меня, не позволяя упасть.

— Донна Ива! — голос сопровождающего требователен. — У вас есть с собой хоть что-то энергосберегающее? Кольца, амулеты?