Сороковник. Книга 3

Погоди-ка, Ваня. А твоё недавнишнее нытьё — не сюрприз, что ли? Это надо же — усомниться в собственных детях! У меня словно пелена с глаз спадает. Да, бывали у меня затяжные депрессии, но так, чтобы я на девчонок наезжала да подозревала их в махровом эгоизме? Я слишком хорошо их знаю. Вот чёрт… он даже во сне пытается на меня надавить, не иначе. Конечно, это на улице незримая охрана могла поставить на меня защиту, а тут-то, в подсознании — я совершенно открыта.

Теперь уже и змеи, которых разогнал храбрец Рикки, и обвал в пещере, и Анна, обречённая на угасание в моём мире — всё видится далеко не случайным. На слабачка берёшь, разработчик? Не поддамся. Хватит надо мной экспериментировать.

У меня даже щека начинает дёргаться от нервного тика, в точности, как когда-то у отца, когда он волновался. В сердцах я топаю невидимой ногой и поднимаю тучу пыли вперемежку с седыми клочьями пепла. Невидимость невидимостью, но почему-то от поднявшихся клубов свербит в носу, я едва сдерживаю чих и поспешно отступаю, а на земной коре тем временем обнажается свежая борозда, похожая на засыпанную канаву или трещину, длинная, без конца и края. И становится, наконец, ясно, где я.

Это место последнего боя Васюты, то самое где разверзлась, а потом сомкнулась земля, погребая в себе всё, что успела ухватить. Пытаясь подняться на цыпочки, чтобы разглядеть бывший разлом, неожиданно взмываю — и скольжу, плыву над ним. Он тянется неровным изломом, словно небрежно, на живую нитку сделанный на рубище шов. Кого я пытаюсь отыскать, ведь надежды нет? Зацепку или какое-то доказательство, или хотя бы лоскут знакомой рубахи, ну хоть что-нибудь?

Конечно, стоит лишь подключить магическое зрение — и я увижу гораздо больше, но… не могу себя заставить. Панически боюсь, заглянув в земные недра, обнаружить изувеченное сплющенное тело, и тогда — прощай, надежда… Мне останется только порыдать у Васютиной могилы без конца и края. Но заниматься самообманом и тешить себя зыбкими надеждами — тоже не дело. И я решаюсь.

Вдоль земляного рубца — вернее, под ним, на глубине, куда я всё же рискую проникнуть взглядом, мерцает ледяная жила, вроде той, что в посохе у Симеона, только толще, мощнее. Но почему она дрожит, словно живая, неужели до сих пор активирована? И ведёт она к большому плоскому камню, в который и упирается бывшая трещина — нет, должно быть, именно в этом месте она и зародилась, раззявив пасть и исторгнув на белый свет ледяного Змея. Сейчас-то камень прикинулся безобидным округлым валуном, но в ином зрении видно, что от него по земле расходится концентрическими кругами знакомое лазоревое сияние портала, правда, не такое выраженное, как в реальности, приглушённое. Неужели — всё-таки вход в подземелье? Прямо в питомник Игрока?

Войти? В конце концов, неуверенно говорит внутренний голос, что с тобой сделается-то — во сне? В крайнем случае — проснёшься в собственной постели.

Да, но до этого меня не носило по временам и безвременью, я не чувствовала столь явственно запахов и не жмурилась от солнечного света; может, в этот раз я уже не во сне, а в реальности, просто сама сменила телесную форму? Я же сама толком не знаю, как работает мой дар, и спросить не у кого. Вдруг что-то пойдёт не так, и я… не проснусь?

Осторожно протянув руку, натыкаюсь на невидимую стену. Страхи оказываются напрасны: никто не собирается меня пропускать. Вход в тайное убежище охраняется то ли силовым барьером, то ли заклинанием, — кто его знает, Игрока, чем он пользуется. С досады пинаю преграду и чувствительно отбиваю большой палец на невидимой ноге, уж как это у меня получается — не знаю, но только забываю о боли, потому что в точке соприкосновения ноги с границей портала вижу странную вспышку. Облачко зеленоватого дыма отделяется от земли и, неспешно клубясь, закручивается в толстую спираль, вспухает и поднимается. Поспешно отстраняюсь. Что за…

… ерунда какая-то. Приглядевшись, обнаруживаю по самой кромке наземного портала тончайший, в нитку, зеленоватый ободок, из-за ужины почти неразличимый глазом. Хочу наклониться, рассмотреть ближе, но в этот момент ядовито-зелёный сгусток, зависший в воздухе, пыхает — и разлетается на миллионы брызг. И мне, несмотря на бестелесность, опять становится дурно настолько, что содержимое несуществующего желудка так и рвётся к горлу, а в глазах мекнет. В панике рвусь прочь от этого места — хорошо, что совсем недавно у меня был удачный опыт, видимо, подсознание запомнило, как это делается, и теперь утащило меня в безопасное место — в знакомую клубящуюся хмарь безвременья.

Яд, вот что это такое. С учётом затаившейся под землёй стихии холода — двойная ловушка на входе в портал, оставленная насторожённой для тех, кто скоро приедет к месту последнего боя Васюты. Сволочь ты, Игрок. Если уж мне в теперешнем виде стало плохо, каково придётся людям из плоти и крови?