Сороковник. Книга 2

И дорога всё ещё грунтовая, хоть и хорошо прикатана. Моё счастье, что погода наладилась.

Вот иду я, бреду потихоньку, любуюсь окрестностями. Кому сказать – не поверят: впереди полная неизвестность, а я восторженно пялюсь по сторонам. Так ведь второй квест ещё не скоро, можно перевести дух. На полных десять дней не разлетаюсь – раз уж Игрок начал чудить, то с него станется. Он же у нас любитель экспериментов.

И такой эстет, между прочим… Надо отдать должное: умеет создавать декорации. Что дорога в Каэр Кэррол, что эта степь, необъятная… Полно звуков, запахов. Гуляет ветер, тёплый и влажный, бегут по дороге тени от облаков. Кое-где из трав проглядывают макушки булыг, и нет-нет, да застынет на одном из них рыжим столбиком упитанный суслик, трогательно выставив вперёд лапки. Чёрные глазёнки посверкивают, опасливо косясь, и мне становится смешно: суслики тут явно не сторожевые, просто непуганые. Должно быть, движение не слишком оживлённое.

А насчёт того, что «бреду» – это для красного словца сказала. Я ведь держу в уме, что в гостиницу надо попасть засветло, поэтому, как изначально взяла средний для себя темп, так и стараюсь его держаться, чтобы не выдохнуться раньше времени. Хлеб-соль у меня есть, спасибо Жорику, а вот с водой надо решать загодя. Буду приглядываться: где трава погуще, зелени больше – запросто может ручей оказаться или речушка.

Отчаянное карканье откуда-то сверху напоминает мне о советах пастушка, я вскидываю лук и верчусь на месте, выглядывая цель. Потому что кто их знает, этих гарпий, откуда они налетят. Нет, это не гарпии, это одна большая птица настигает другую, меньшую, уже и когти на добычу выпустила. А жертва-то выдохлась, вот-вот подставится!

Вот и повод попрактиковаться на летящей цели. К тому же, не нравится мне, когда не на равных дерутся. Этот, то ли сокол, то ли коршун – совсем свежий, а малыш заморен… Нечестно.

Натягиваю тетиву, прицеливаюсь, на миг задерживаю дыхание. Пли!

А почти «в яблочко». Вернее, в крыло. Метила в корпус, но, должно быть, не учла ветер, о котором так любят напоминать продвинутые авторы. Понять, кто там закувыркался и канул в высокую траву – сокол или коршун – не успеваю, потому что почти сразу в руки мне, ни жив ни мёртв, валится чёрный бесформенный ком. Едва успеваю перехватить его у самой земли.

– Ага! – говорю растеряно, приглядевшись. – Старый знакомец! Ты, что ли?

Ворон судорожно разевает клюв, как будто может только вдохнуть, а выдохнуть – никак. Под взъерошенными перьями неистово колотится горячий шарик, вот-вот выскочит. Допрыгался. Долюбопытствовался. Эк его занесло, однако…

Прижимаю его к груди, бережно оглаживаю мягкие пёрышки. А он увесистый, между прочим, как будто и не птицу легкокостную в руках держишь, а откормленного котяру. Это в небе он чёрной точкой казался, а тут… Большой птиц, солидный. Только перепуганный вусмерть.

– Всё, Карыч, всё, успокойся. Жив.

Как же его леди Аурелия называла? Какое-то чудное имя, похожее на библейское. Пока не вспомню, будет Карычем. А что? Подходяще. Мой любимый персонаж, умный и хитрый философ. Не знаю, как насчёт ума в этой конкретной голове, а хитрости полно: кто за мной подглядывал в ванной?

– Что-то ты мне часто попадаешься, друг мой. Ни за что не поверю, что ты здесь просто так очутился. Когда в замке под ногами путался, можно было понять: живёшь ты там. А сюда тебя на кой занесло?

Заговариваю ему зубы, а заодно переношу в тень. До смерти хочется узнать, как он здесь очутился. Не верю я в подобные случайности. Карыч смирно сидит в руках и не рыпается. Пригрелся, негодник. Тянусь свободной рукой к футляру, кое-как открываю и, распустив неплотно затянутый узел, отламываю от горбушки.

– Ешь, – говорю строго. – Меня тоже сперва накормили, потом расспрашивать стали. Не будем нарушать традиций.

Птиц без промедления накидывается на еду. Долбит хлеб, в запале промахиваясь и попадая мне по пальцам, и я даже шиплю – настолько это оказывается чувствительным. Спихиваю его на землю.

– Нет, так не пойдёт, лучше ты тут управляйся. Я смотрю, ты уже в порядке.

Он подбирает всё до крошки и я нащипываю добавку. Наконец ворон сыто отваливается в сторону, как человек от стола, для полного сходства остаётся только рыгнуть и в зубах поковыряться. А глаза сонные, плёнкой подёргиваются, вот-вот отключится. Напоили, мол, накормили, теперь спать уложите, а потом уж пытайте, если сможете… И что мне теперь с ним делать? Не тащить же с собой?

– Ладно, ты тут спи, отдыхай; сейчас я тебя лопухом прикрою, чтобы никто сверху не обнаружил, а сама пойду. У меня время поджимает.

И уже хочу подняться, как с этого партизана слетает сонная дурь. Встряхнувшись, он смешно подпрыгивает и, налетев на меня не хуже подбитого ястреба, с разгону бьёт в шею, куда-то под ключицу.

У меня даже в глазах темнеет. Клюв у него… Железный. Нет, титановый. Но не успеваю я охнуть, возмутиться, стряхнуть наглеца, как он намертво вцепляется когтями в куртку. Темнота в глазах рассеивается, но вместо залитой солнцем дороги я вижу совсем другое.