– Ма-а-а!..
Крик обрывается с булькающим звуком, и я готова завыть в ответ. Не смей умирать, доча! А ты, сволочь, отпусти её!
Опаньки! Как же удачно ты развернулся боком!..
Ухватив покрепче прут, с размаху всаживаю в пятнистое брюхо. Ящер вздымается и ревёт дурным голосом, выронив из пасти добычу; увязшая глубоко железяка выдёргивается из моих рук и уносится вверх. Мелькает белая тень. Нора, моя добрейшая псина, повисла на боку хищника, тот пытается цапануть её зубами, но не достаёт. С копьём, бесполезно торчащем в брюхе, он похож на недоколотую бабочку, сбежавшую от энтомолога. Эх, завалю!
Отскочив для разбега, тараню толстую заднюю лапу: всем телом, всем своими лишними килограммами, из-за которых полжизни мучилась и что сейчас пришлись так кстати. Инерция плюс масса тела – это мощно.
Потому что, хоть ты и хищник в три тонны живого веса, но ежели ты прямоходящий и в бедре у тебя арбалетный болт, а в животе копьё, и при этом коленку подсекает со всей дури крепкая баба… Тут тебе и навернуться. Хотя бы от неожиданности.
Как я успела отскочить и он меня не раздавил? Вообще никого из нас не раздавил?
Как получилась, что копьё ударилось в мостовую не под острым углом, а под прямым, и дурак ящер завалился, насаживая сам себя? Не спрашивайте. Я не отвечу. Просто свезло. Помню только: схватила бездыханную девочку под плечи, Нора вцепилась в её кольчужный рукав, и мы рванули… едва успев. Огромная пасть клацнула зубами уже в пустоту.
…Он ещё пытался подняться, скособочившись, и даже сделал пару шатких шагов в нашу сторону, а затем рухнул. Меж зубов замер сизый язык. Оцепенели крошечные передние лапы. Ядовито-жёлтые глаза с вертикальными зрачками, в один момент сузившимися в булавочную головку и махом расширившимися, остекленели.
Мир на какой-то миг исчез: остались гул в голове и… кажется, чей-то мокрый тёплый язык, облизывающий мне щёки. Нора, хорошая моя…
«Погоди рыдать, тут где-то раненый ребёнок остался!» – напоминает внутренний голос. Судорожно оглядевшись, вижу неподалёку неподвижную сломанную куклу… как мне сперва кажется. Господи!.. Осторожно переворачиваю её на спину. Страшно даже браться за доспех в липких тёплых подтёках. Конечно, это не Сонька, совсем не она: и немного постарше, и светленькая… Неважно. Главное – ещё жива. Но грудь, живот – окровавленное месиво из клочьев жёсткой кожи в заклёпках, разорванной проволоки…
– Однако в доспехе дева была. Свезло… – басит за спиной мужской голос.
Он неожиданности я чуть не подскакиваю на месте. А некто сзади распоряжается:
– Эй, там, парни, одеяла волоките, плащи! К Галине малую донесём, авось, успеем.
Их за моей спиной собралось человек шесть, здоровых, крепких мужиков. Пусть не косая сажень в плечах, но если бы, если бы чуть раньше появились…
– Вы где были? – закипаю, поднимаясь на ноги. Откуда силы взялись! – Вон вас сколько, лбов! Вы бы этого гада, блин, по стене размазали! Почему ни одна сволочь не вышла, пока я тут как нищая, к вам стучалась? Попрятались, сукины дети?
Ух, как я ору! А тут ещё Нора, сообразив, что хозяйка ругается, охотно вставляет своё коронное «Р-р-р-гав!» Ещё немного, и я, распалившись и выдернув копьецо из поверженной туши, пошла бы на этих трусов, честное слово! Останавливает лишь, что они, как овцы, мнутся, жмутся и разве что не бебекают. Жалкое зрелище, таких не бьют.
– Не гневайтесь, сударыня, – выдавливает, наконец, один, росточком и статью с борца-тяжеловеса. – Не положено нам, ежели новенький явится, с им встречаться, Игрок не велит. Кто, значицца, новоприбывший, тот получай свой квест и иди до него, исполняй. А пока первый квест не выполнен, значицца, никто не смей у него на пути появляться, чтобы иф… ин… ин-фор-ма-ци-и лишней не просочилося…
– …значицца, – язвительно подхватываю. – И что мне с вами делать, дивные вы мои? Какой смерти предать? Ноги поотрывать, коль они у вас такие нерезвые?
Последнее предлагаю просто со зла. Но мужики валятся на коленки, словно они у них уже подрублены. И тут набегают со всех сторон бабы в каких-то допотопных платьях, обметающих тротуары подолами, в чепцах, платках, повязках… У меня рябит в глазах.
– Прости, прости их, дураков, сударыня амазонка, – причитывают, – не со зла ведь, а по скудоумию! Прости!
А сами пытаются бюстами загородить своих благоверных, прямо таки живую стену выстраивают. Я даже морщусь.
– Бабы, вы сбрендили, что ли? Тут ребёнка покалеченного надо срочно в больницу, а вы мне концерт устраиваете! Цыц! Ну-ка быстро, организуйте "Скорую"!
– Счас мы её к Галине, Галина тут, рядом, – суетятся они. – Она не таких подлечивала, ничо…
Шпыняют своих мужиков, раздают ценные указания, отправляют за какой-то дверью, за тем, что подстелить… А мне резко плохеет. Вот сейчас как хлопнусь в обморок – и капец, потеряется моя Нора и дорогу домой не найдёт… Поспешно наматываю на руку поводок.
– А и вам, сударыня амазонка, к нашей Гале нашей не худо бы показаться бы, – встревает одна из баб. – Вон аж посинели все личиком-то!
– Пошли вон, – цежу сквозь зубы, стараясь дышать поглубже.