Сороковник. Части 1-4

— Узнаёшь? — тем временем спрашивает Гала. Поморщившись, подносит к носу платочек, явно надушенный. Оно и понятно, поверженная тушка провалялась под солнцем полдня, и сейчас ветер доносит нехороший запах.

Зачем мы здесь? Устроить трогательные похороны? Прикопать на месте, голыми руками вырыв ямку? После всего, что случилось за последние сутки, меня бы это не удивило.

— Ну, и зачем мы здесь? — вслух повторяю.

— Помнишь, я упоминала бонусы? Наш дорогуша Мир действует не только кнутом, у него и пряники припрятаны. Для тех, кто справился. Считай, попала под раздачу. — Гала обходит ящера, придирчиво оглядывая, по-прежнему дышит через платок. Брезгливо тычет носком сапожка узкую морду с обнажившимися клыками. — Вот это он и есть. Забирай.

— Пряник, что ли? — неприязненно бурчу. — Собственно, в окружающие реалии вписывается. Если припомнить Дьяблу и иже с ним, из убитых компьютерных мобов периодически вываливаются шмотки, хоть и не всегда полезные, но на крайний случай их можно продать местным Чарси и Аккарам, а денежка в моём нынешнем положении лишней не будет. Переключаюсь на объект. В игре, пока не подберёшь шмот, трупы лежат целёхоньки, а что с ними дальше происходит, остаётся на усмотрение разработчиков: у кого-то просто исчезают, у кого-то украшают пейзажи, пока локацию не сменишь.

Поэтому он до сих пор тут и лежит? Меня дожидается? Возмущённо гляжу на Галу.

— Я к нему не полезу! Что хочешь делай, пальцем не прикоснусь!

— Не прикасайся, — отвечает она кротко. — Только подумай, от чего отказываешься. Не будешь потом локти кусать?

— Да что в нём может быть?

Лихорадочно соображаю. Что ещё выпадает из монстров? Чаще всего зелье. Иногда деньги, шмот, как уже говорилось, оружие, квестовые предметы. В любом случае, это должно валяться рядом. По примеру Галы кружу возле ящера, пытаюсь заглянуть под брюхо, но нет, ничего инородного не замечаю. Но ведь что-то ведунья обнаружила! Хоть бы платочком поделилась, а то воняет от этого раритета гадостно, особенно из пасти. Туда и смотреть-то жутко: под стянутыми почерневшими губами жутко белеют клыки, меж которых вывален длинный сизый язык, а под ним в глубине раззявленной глотки что-то блестит…

Блестит?

Волей-неволей присаживаюсь на корточки рядом с ощеренной мордой. Разит, словно, падая, раптор подмял под себя сотню тухлых яиц. Но там, в смердящих недрах из-под начинающей распухать склизкой ленты языка и впрямь виднеется что-то… явно не органического происхождения. Я нерешительно оглядываюсь. Гала кивает.

— Давай-давай, голуба. Делов-то — руку протянуть и вытащить. Я за тебя твою работу исполнять не собираюсь.

О, нет! Не полезу я туда, меня и так тошнит от одного запаха!

— Девочке пострадавшей хочешь помочь? — заходит Гала с другой стороны. — Хочешь. Так вот, я даже отсюда вижу, что ей нужна та хреновина. Только вот незадача: бонус под тебя заточен, в чужие руки не дастся, а даже если и так — силу потеряет. Ты заработала — тебе и брать, и давай, поторопись, не задерживай. Бюргеры уже в своих домах все задницы отсидели, боятся выглянуть, пока эта гадость здесь валяется.

И насмешливо добавляет:

— На «слабо» не развожу, не думай. Таким не шутят.

Не шутят, верю. Но лезть в пасть голой рукой? Поколебавшись, надрываю зубами край рубашки, отрываю лоскут и оборачиваю вокруг кисти. Какая-никакая изоляция. Остаётся надеяться, что слюна у раптора не ядовитая и не кислотная, а то будет мне подарочек.

Осторожно, задевая клыки, сую ладонь между склизлым нижним нёбом и пористым, как губка, языком. Там, в подъязычьи, прячется нечто круглое, размером с небольшое яблоко и даже с черенком, который никак не хочет отрываться от мёртвой плоти. После нескольких безуспешных потягов пытаюсь это «яблочко» открутить, но держится оно крепко, мало того — скользит и проворачивается. Чуть не плача от жалости к себе, помогаю другой рукой, голой, которую тотчас начинает немилосердно щипать, и, наконец, прихватываю кругляшок как следует. Отдираю. Извлекаю. Таращусь на то, что у меня в руках.

И краем глаза вижу, что голова раптора начинает таять. И вот уже с тушки сбегают краски, она становится всё прозрачнее, пока, наконец, не истаивает без следа. Вот она, фишка здешних разработчиков. Только железный штырь, бывший когда-то идеально ровным отполированным прутом из калитки, а ныне — изъеденный коррозией, со звоном падает на камни мостовой.

— Очень практично, — заторможено отмечаю. — Ни утилизировать, ни хоронить не надо. С людьми тоже так?

— Скоро сама увидишь, тут чего только не случается. Да вытри ты хоть чем-нибудь эту штуку, дай разглядеть толком!

Руки мне оттягивает прозрачный камень густо-вишнёвого цвета. Содрогаясь, я обтираю его подолом, затем насухо — рукавом, смотрю на свет. Камень идеально кругл и больше похож не на яблоко, а на громадную черешню. Солнечные лучи, пройдя сквозь него, падают на мостовую багровыми пятнами.

И это сокровище выросло в вонючей пасти?

Зачарованно протягиваю камень Гале — пусть и она посмотрит. Но ведунья, протянув было руку, отшатывается.