Сороковник. Части 1-4

— У него достаточно крепкая шея, поверьте, сударыня. — Константин наливает мне свежего чаю. Спохватившись, предлагаю и ему, и он, благодарно кивнув, присаживается. — Если бы вы знали, сколько он тратит на свои не слишком невинные увлечения, вы бы не были столь щепетильны.

— Это другое дело, — угрюмо отвечаю.

— Конечно, другое. Но ведь и вы другая женщина, сударыня Ива. Видите ли, — дворецкий задумчиво подпирает подбородок кулаком, и жест этот, такой простецкий, вдруг совершенно меняет его облик. — Господину Николасу просто необходимо о ком-то заботиться. И, говоря откровенно, нам — его окружению — было бы приятнее, чтобы он заботился о вас, чем о каких-то своих… — он с чувством добавляет, — финти-флюшках.

Я даже краснею от того, какая рифма напрашивается на последнее словцо.

— Ну, — нерешительно начинаю…

— Оставайтесь с нами подольше, сударыня, — говорит дворецкий. — Пока вы — серьёзная, рассудительная женщина, родственница, — он подчёркивает это слово, — с ним рядом, не думаю, чтобы он привёл сюда кого-либо ещё. А то мы, надо признаться, уже устали от причуд его девиц, и хоть меняет он их нечасто — хотелось бы какой-то стабильности. Вы меня понимаете?

— Да ведь вы знаете меня всего ничего. Почему вы решили, что я как-то могу на него повлиять?

— Насмотрелись, сударыня, — коротко отвечает Константин. — Разок попадёте к нему на раут — увидите, от кого отличаетесь. Прошу меня извинить, но мне пора возвращаться к своим обязанностям.

Вздохнув, я иду изгонять из ванной Рика.

…Побудьте немного воспитательницей для нашего мальчика, сударыня Ива. Пожалуйста.

И как в этом мальчике сочетается столько?

Как в Маге, неожиданно думаю. Он тоже полон противоречий. Взрывной характер — и галантность к дамам-родственницам. Цинизм и желчные рассуждения о том, что в каждом из нас много дряни заложено — и досада, что не подумал о больной девочке, и полдня, потраченных на заглаживание этого промаха. Нетерпение ко мне — и безусловное обожание дочек, виденных пока лишь при посредстве сэра Майкла. Трижды он жадно смотрел кусочек моих воспоминаний с детьми, трижды…

…И фиалки для меня и Гели.

Они с Николасом братья, но абсолютно разные, и непостижимы для меня оба. Я не психолог, мне трудно в этом разобраться, и возможно, на обоих я смотрю предвзято: на Магу — с высоты своей обиды, на Николаса — сквозь пелену начинающегося обожания, как, бывало, взирала на сэра Майкла. Обожание-то притихает, начинаешь видеть паладина более объективно, но всё равно любишь его как друга, со всеми его закидонами. Думаю, и с Ником будет так же. А вот что мне делать со своим отношением к Маге? К Маркосу? И прав сэр Джон, говоря: нам есть ради кого проявлять терпение…

Я вытираю Рикки пушистым полотенцем, которое он баловства ради начинает пожёвывать, и грожу пальцем: уймись, обжора! Будешь хорошо себя вести — получишь вкусненькое, а сейчас пойдём заниматься, раз учитель задание оставил. Ящерок привычно прыгает на моё плечо. Подумав, я разрешаю ему остаться. Аглая наверняка раззвонила на весь дом, какая у новой гостьи диковинная зверушка, так что прятаться теперь глупо.

У входа в библиотеку две девушки в таких же форменных платьях, как у Аглаи, старательно сметают метёлочками несуществующую пыль с вазы и какой-то скульптурки на небольшом консольном столике. Приседают в книксене и скромно опускают глаза. Ящерок на моём плече приосанивается. Милостиво киваю, захожу в нужную дверь и пока не закрыла — чувствую на спине жадные взгляды. Разведка в действии…

Прикрыв за собой дверь, вслушиваюсь. На той стороне — быстрое перешёптывание и затем порсканье ног. Всё, побежали докладывать остальным.

— Жаль, что ты только один, Рикки, — серьёзно говорю. — Представляешь, будь у тебя тоже брат-близнец — вот был бы повод почесать языки! Ну, однако, нам пора за работу. Давай посмотрим, что у нас здесь.

Объёмистый том достаточно тяжёл; я пытаюсь его притянуть поближе, но кресло низкое, рухнув в него, я существенно придавливаю книгой ноги. Неудобно. Взгромождаю фолиант на стол, подтаскиваю кресло ближе и устраиваюсь в нём на коленях. Придерживая на нужной странице руку, смотрю на обложку. Что это у нас?

«Голубиная книга. Мифы и реальность».

Н-да. Название пока ни о чём не говорит.

Открываю. И что мне в этих картинках?

На одной — тонконогий изящный единорог с грустными загадочными очами. Грива кольцами завивается до самой земли, белоснежный хвост стелется шлейфом.

На другой — огненно-рыжий остророгий конь, яростно попирающий копытом змеиный клуб. Чем-то похож на Васютиного Чёрта, только иной раскраски.

Наконец, неизвестный чёрный зверь, напоминающий раздутую торпеду с мощными четырёхпалыми лапами, разинутой алой пастью, усами, как у старого сома. Рог на носу какой-то несуразный, как затупленный штырь. Общее с предшественниками — разве что костяной нарост на башке и число конечностей.

А что там у нас в комментариях?