Сороковник. Части 1-4

— Мне не нужны извинения, — в запальчивости я пытаюсь выдернуть руку. — Я ими сыта по горло, благо его папочка постарался!

— Маркос! — требует сэр, но я не слушаю.

— Я не выйду за тебя замуж, Мага, и не позволю тебе встречаться с детьми. Мне не нужен муж, который мной откровенно брезгует, а детям не нужен отец, который их мать ни в грош не ставит. Это моё последнее слово, слышишь?

Наконец что-то сообразив, он поднимается. Я отшатываюсь. Чёрт, у меня уже идея-фикс насчёт его пальцев на шее.

— Ива, подожди, я не хотел… — Он делает шаг, и я в панике вжимаюсь спиной в сэра Джона, который надёжно меня обнимает. — Послушай… да подожди, я сказал!

— Маркос, это недостойно — запугивать женщину, — сэр Джон холоден и суров. — Тебе лучше отойти.

Он отступает. Разводит руками, словно обозначая чистоту намерений.

— Я виноват, — быстро говорит. — Ива, прости, сморозил глупость, захотел побольнее сделать, идиот. — Нервно начинает кружить вокруг стола, почти в точности, как его незабвенный родитель. Хватается за спинку стула. — Не ожидай, что за день я перечеркну всё, что накапливал пятнадцать лет, не могу я так сразу, дай же мне время! Не хочу я портить с тобой отношения, но сам не понимаю, что из меня прёт, когда тебя вижу, ведь нормальный же я с другими! Ива!

— Не кричи на меня! — рявкаю в тон. И замолкаю. Он разжимает пальцы, и кажется, что от них на деревянной планке остаются вмятины.

— Ива, — повторяет он без особой надежды.

— Ты же меня ненавидишь! — отвечаю сердито. — Сам признался, помнишь? Да не держите вы меня, сэр Джон, хватит с меня переговоров. Вы же видите, он сам всё портит.

— Я не… — Мага потирает горло, как будто что-то мешает ему говорить. — Я не ненавижу тебя. Пойми. Я…

— Ты сам…

— Подождите, Иоанна, — прерывает паладин, хоть и негромко, но внушительно, и я внезапно остываю, а мой бывший словно налетает на невидимую стену. — И ты, Маркос. Вы чересчур горячитесь. Вам обоим нужно было высказаться, но теперь я говорю вам: довольно! Давайте искать решения. Дорогая леди, — он настойчиво придерживает меня за локоть, не позволяя уйти. — Прошу вас, хотя бы выслушайте его. Он только начинает видеть вас другой, понимаете? К тому же учитывайте, пострадавшая сторона не только вы. Новым взаимоотношениям должны учиться оба родителя, и, напомню, вам есть ради кого прилагать усилия.

Моя злость стихает. Ей на смену приходит уныние.

— Ради кого…

Если бы ты только знал, Мага, как они тебя ждали… Как всматривались в мужчин характерной восточной наружности, хоть чем-то на них похожих, как рылись в каких-то базах в интернете, устраивали поиски… Будто мне самой не хотелось узнать, кто же это наградил меня детьми, да так ловко, что я об этом ничего не помню!

Поэтому и мне захотелось сделать тебе больно, Мага. Вот и соврала, что ты им не нужен.

Отворачиваюсь, потому что чувствую, как предательски дрожат губы.

…И снова мы сидим за столом переговоров, теперь уже девственно чистым. Сэр Джон — или Джонатан, как называет его благородный дон, на сей раз восседает в председательском кресле, Мага напротив меня, трёт лицо руками.

— Ива, — начинает он. — Сказать тебе, что я раньше врал, притворялся — не могу, но пойми одно: после того, как умер — я перестал тебя ненавидеть. Смерть, знаешь ли, меняет многие приоритеты. Я обещаю относиться к тебе с уважением, как к матери наших детей, но большего из себя просто не смогу выжать. Прости. Понимаю, что тебе, как женщине, это неприятно, но ничего не могу с собой поделать. Наш брак будет исключительно фиктивным.

Сэр Джон подавляет невольный вздох. Опять этот мальчишка несёт бог весть что и сейчас снова всё испортит. Но я уже перегорела. Говорю только невпопад:

— А я как дура сидела рядом, мучилась. Я чуть с ума не сошла, когда тебя мёртвого увидела. Ну и… ладно. Живи, как хочешь.

— Рубин на меня зачем потратила? — спрашивает он угрюмо. — Из жалости?

Я молчу.

— Ну?

— Перемкнуло меня тогда, — отвечаю честно. — Страшно это — быть с человеком, который только что живой был, и вдруг… Несправедливо.

— Разочарована?

— Нет. В сущности, ты в чём-то прав. Изменить взрослого человека невозможно.

Вроде бы всё сказано. Провисает тишина.

— Прости, — наконец, говорит он. — И за грубость, и за то, что тебе пришлось тогда пережить. Только не нужно было вмешиваться в этот процесс. — Я вдруг понимаю, что говорит он не о пятнадцатилетней давности событиях, а о том вечере, когда силком снял с меня блок и в результате сам подставился. — Ты просто забыла, кто я. У нас, некромантов, свои отношения со смертью. Я бы выбрался и сам, и тогда моя победа была бы чистой, если бы ты только не встряла со своим камушком.

Он замолкает, смотрит куда-то вдаль с тоской.

— А ведь я едва успел с ней встретиться…

Всё напрасно, думаю я. Он ничего не понимает. Ничего не слышит.

— Маркос? — окликает паладин. И задаёт совершенно неожиданный для меня вопрос: — Так ты её видел? ТАМ?

Мага встряхивает головой, словно прогоняет какое-то воспоминание.