Сорок уроков русского

Это был третий сигнал, третий глас рока: дескать, на тебе еще один, только угомонись, не нужно тебе в партию, а «комсомольская» задача выполнена, потому что ты уже походил в мавзолей и прочитал «Сто лет одиночества». Я сего рокота не расслышал и упрямо лез в гущу терновника.

И, когда, наконец, прорвался, вступил в члены, сразу как-то скучно, печально стало. Ощущение беспросветности: неужели теперь всю жизнь буду бегать за ворами, разбойниками, убийцами? Выискивать, выслеживать, драться с бандитами, крутить руки, стрелять, потом бесконечно, ночами «колоть», то есть допрашивать? То, что еще вчера увлекало и нравилось, вдруг стало ненавистным, хоть вой. Снова накатило желание бежать в тайгу, в скит, но попробуй уволиться из милиции! Теперь я член, а партийные жернова трут почище самодельных, начиненных осколками чугуна. Перечитал еще раз «Сто лет одиночества», вновь ощутил смертную тоску и сам тайно начал писать, окончательно забыв и про партию, и про милицию, и про учебу на юридическом в университете. Спустя год все это бросил в одночасье, разумеется, кроме партии: ее, суровую и вечную, как венчанную жену, уже было просто так не оставить.

А спустя еще десяток лет этот великий колосс, эта монолитная скала вдруг рухнула сама, развалившись в прах! Мы, рядовые члены, едва уворачиваться успевали, чтобы не зацепило обломками. Я стоял перед руинами, как Маркесовский полковник Бундиа у стены перед расстрелом, вспоминал и думал: стоило ли мне плакать, забившись в сеновал, когда первый раз не приняли в комсомол? Стоило ли продираться сквозь колючий шкуродер терновника? Звезд-то на небе не видно из-за поднятой пыли.

И сейчас думаю, стоило, а то бы не испытал, не увидел того, что испытал и увидел. Это было написано на роду, я впервые ощутил затылком дыхание рока, и все самые неожиданные и противоречивые события связались в единую цепочку, спаянную союзом-словом, как оловом, «если...». Если бы не плакал от отчаяния и обиды, никогда бы не вступил в комсомол. Если бы не вступил, никогда бы не попал служить в охрану ЦК. Если бы не попал, меня бы не водили в мавзолей, и я бы не прочитал в нужный день и час «Сто лет одиночества». Если бы не прочитал, не ощутил бы великости и таинственности мира, не прикоснулся бы к слову, не высвободил бы энергию мысли, не получил бы дрожжей, которые бродят уже сорок лет...

Поэтому мой совет: никогда не сожалейте о своих слезах, особенно отроческих, когда мы еще не утратили искренности и близости к естеству.

Кстати, партия развалилась вкупе с комсомолом, но секретарь-херувимчик выскочить успел, и весьма удачно, вероятно, прихватив, как Борман, небольшую партийную кассу. Быстро превратился в брокера, бизнесмена, разбогател, выучил за рубежом детей и спровадил жить в одно островное государство. Но сам ходит и потихоньку ворчит, ругает рынок, существующий режим, жалеет партию и, полагаю, иногда тайно плачет на сеновале о несостоявшейся судьбе. Тоже рок...

Но откройте любой толковый словарь и прочтите: рок везде несчастливая судьба! Неудача, ошибка, роковое стечение обстоятельств...

Нет, я понимаю, подмена значения этого слова произошла, чтобы исключить всякую фатальность из нашей жизни. По религиозным соображениям — как Господь рассудит, поступит, пожелает, захочет, так и будет, верить в рок — грех! И по материалистическим, чтобы не верили в мистику, предрассудки, не занимались мракобесием.

Резко отрицательный оттенок получило даже само слово, обозначающее жизнь по року, — порок! И в этом опять слышится извечная борьба идеологий.

То есть фатализм, рок, был поставлен вне закона! И лучше бы даже слова такого не существовало в Даре Речи. Но ведь язык придумали не мы, и все слова, ознаменованные фатальной неизбежностью, изобретение Божье. Кто, если не бог пишет в родовой книге, что и кого ждет? Кто сочиняет захватывающий сюжет? Иное дело, не показывает нам до поры до времени сочинений своих, чтобы мы не потеряли интерес к жизни, чтобы жили с азартом, с любопытством, с энерегетически нарастающей «детективной» динамикой. Это уже потом можно выстраивать цепочки с союзом «если бы...».

Не показывает, однако все время шлет вполне определенные знаки, подает сигналы, например, в именах и родовых фамилиях. Гагарину на роду было написано первым полететь в космос: гагара, перелетная птица, летающая в верхних слоях атмосферы, в разряженном воздухе и низких температурах, — птица славянской мифологии, а имя Юрий — Гурий, Рурик, Рарог — сокол. Не удивлюсь, если Королев выбрал его, учитывая этот указующий знак рока. Равно как и Сталин назначал командующим на особо важные направления и фронты Георгия Жукова, Георгий — Егорий — победитель, а жук-скарабей — священный символ солнца. Разбирался ли вождь народов в столь щепетильных вопросах, улавливал ли суть знаков? Не исключено, все-таки учился в семинарии, был поэтом, причастным к магии слова...