Сорок пятый

 Обстановка, складывавшаяся к исходу 23 апреля, требовала от меня ряда решений. Необходимо было завершить окружение франкфуртско-губенской группировки и окончательно ликвидировать возможность её выхода на запад, на Берлин, а также на юго-запад и юг. Для этого надо было закончить перегруппировку 3-й гвардейской армии, окончательно ввести в дело 28-ю армию и таким образом сомкнуть фланги 1-го Украинского с флангом 1-го Белорусского фронта в тылу 9-й немецкой армии.

 Требовалось закончить подготовку и осуществить форсирование Тельтов-канала армиями Рыбалко и Лучинского с дальнейшим прорывом в Берлин.

 Для этого надо было не только создать ударный кулак из артиллерии и авиации, но и поставить перед артиллеристами и авиаторами соответствующие задачи; надлежало позаботиться об управлении в период этой операции и по возможности постараться самому проследить за её ходом; сохранить верное направление движения танковой армии Лелюшенко, чтобы она не ввязывалась в затяжные бои на окраинах Берлина, а шла навстречу войскам нашего и 1-го Белорусского фронтов западнее Берлина, чтобы в кратчайший срок замкнуть кольцо.

 В то же время такое быстрое продвижение армии Лелюшенко на северо-запад сильно растягивало её левый фланг; намечался разрыв между её левым флангом и правым флангом армии Пухова. Об этом тоже не мешало подумать.

 Был я озабочен и тем, чтобы на фронте Беелитц — Трёйенбрицен иметь под руками дополнительные силы. Их надо было отыскать. Одну дивизию я уже взял у Пухова и послал на Потсдам с целью закрепления всего, что захватит там Лелюшенко. Теперь приходилось выводить один корпус Пухова во второй эшелон армии, в район Юттербог, туда, где этот корпус можно было использовать в зависимости от обстановки двояко: либо усилить им внутреннее, берлинское, направление, либо усилить внешнее, западное, направление в районе Беелитц — Трёйенбрицен, где уже действовал 5-й мехкорпус армии Лелюшенко.

 Это меня особенно заботило, так как уже 23 апреля появились признаки того, что у противника на западе начинается какая-то перегруппировка и он, очевидно, готовится ударить по нас с запада. Точного направления предполагаемого удара мы не знали, данных не было, но для нас уже было совершенно очевидным: такая попытка будет предпринята.

 Позже выяснилось, что уже существовал приказ Гитлера, по которому 12-я армия Венка обязывалась, прекратив действия против наших западных союзников, повернуть фронтом на восток и создать ударную группировку для деблокирования Берлина ударом по советским войскам, наступающим на него с юга. Одновременно такой же приказ был передан 9-й армии Буссе, которая тоже должна была наступать на южные пригороды Берлина, чтобы соединиться в этом районе с армией Венка.

 Мы в общих чертах предугадывали данный план, и в этом нет ничего удивительного, потому что он отнюдь не был лишен целесообразности. В нем не было реального учета сложившегося соотношения сил, но это уже другое дело.

 Как потом стало известно, Гитлер в те дни буквально жил этим планом встречного удара Венка и 9-й армии. Он придавал ему настолько важное значение, что послал самого Кейтеля в штаб Венка, чтобы проинспектировать действия его войск.

 Разумеется, я не знал тогда, чем живет и на что надеется Гитлер, какие задачи он ставит Кейтелю, и не знал даже в точности, где находится тот и другой. Но для меня было совершенно ясно: уж если противник вновь попробует предпринять что-то активное, то он прежде всего сделает попытку подрезать прорвавшиеся к Берлину войска 1-го Украинского фронта и с запада, и с востока. И я был убежден, прогноз этот оправдается; он действительно оправдался.

 В ночь на 24 апреля меня особенно беспокоила мысль, какие предпринять меры, чтобы отпарировать удары армий Венка и Буссе.

 Изрядно времени ушло в ту ночь и на необходимые указания в связи с выходом на Эльбу 5-й армии Жадова и подходом к ней армии Пухова. Основные указания на эту тему были даны Жадову, так как именно ему предстояло подготовиться к встрече с американцами. Мне пришлось давать указания также и Пухову, потому что некоторым его дивизиям тоже предстояли такие встречи. Немало забот было связано с отражением контрудара на дрезденском направлении.

 Особенно большая работа, как и каждый вечер, была связана с докладами командармов, которые и в этот день, как обычно, начались с двадцати одного часа и продолжались почти до двух часов ночи. А в промежутках между докладами надо было давать указания штабу, выслушать итоговый доклад начальника штаба Петрова, прочесть, скорректировать и подписать донесение в Став ку, которое должно было быть окончено к двум часам ночи.