Сорок пять

Однако, пока он спускался по лестнице, спокойствие вернулось в его закаленную испытаниями душу. Несмотря на совет Дианы он твердо решил расспросить музыканта и в случае, если негодяй будет уличен в тех пагубных замыслах, которые ему приписывали оба путника, тотчас убить его ударом кинжала.

Так понимал Реми дипломатию.

Орильи ждал его с нетерпением. Он открыл окно, чтобы все выходы из дома оставались в его поле зрения.

Реми подошел к нему, вооруженный непреклонной решимостью, и именно потому он говорил спокойно и учтиво.

– Сударь, – произнес он, – моя госпожа не может принять ваше предложение.

– Почему?

– Потому что вы не управитель графа дю Бушажа.

Орильи побледнел.

– Кто вам это сказал?

– Но это же просто очевидно. Прощаясь со мной, граф поручил мне охранять особу, которую я сопровождаю, и уехал, не сказав мне о вас ни единого слова.

– Он встретился со мной уже после того, как простился с вами.

– Ложь, сударь, сплошная ложь!

Орильи выпрямился во весь рост. Рядом с ним Реми казался дряхлым старцем.

– Вы говорите со мной престранным тоном, любезный, – заявил он, нахмуря брови. – Берегитесь… Вы старик, я – молод; вы – слабы, у меня много сил.

Реми улыбнулся, но ни слова не ответил.

– Будь у меня дурные намерения в отношении вас или вашей госпожи, – продолжал Орильи, – мне стоило бы только поднять руку…

– Вот оно что! – воскликнул Реми. – Выходит, я ошибаюсь, и у вас насчет моей госпожи самые лучшие намерения.

– Конечно.

– Если так, то растолкуйте мне, чего вы, собственно, хотите.

– Друг мой, – ответил Орильи, – я хочу осчастливить вас, если вы согласитесь оказать мне услугу.

– А если я откажусь?

– В таком случае – раз уж вы говорите со мной откровенно, я отвечу вам с той же откровенностью, – в таком случае мое желание убить вас.

– Вот что! Убить меня! – повторил Реми с сумрачной улыбкой.

– Да, и для этого я обладаю всей полнотой власти.

Реми стал дышать ровней.

– Но чтобы оказать вам услугу, – сказал он, – я должен знать ваши намерения.

– Мои намерения – вот они. Вы правильно угадали, любезный, – мой господин не граф дю Бушаж.

– Ах, вот что. Кто же он?

– Лицо гораздо более могущественное.

– Смотрите. Вы опять хотите солгать.

– Откуда вы это взяли?

– Я мало знаю домов, которые могуществом своим превосходили бы дом Жуаезов.

– Даже французский королевский дом?

– Ого! – заметил Реми.

– И вот как он платит, – добавил Орильи, пытаясь всунуть в руку Реми один из свертков с червонцами, оставленных герцогом Анжуйским.

Реми вздрогнул от прикосновения этих рук и отступил на шаг.

– Вы состоите при самом короле? – спросил он с наивностью, которая сделала бы честь и более хитрому человеку.

– Нет, при его брате, герцоге Анжуйском.

– А! Прекрасно; я готов преданно служить монсеньеру герцогу.

– Тем лучше.

– Ну и что же дальше?

– Как так – дальше?

– Да, что угодно монсеньеру?

– Монсеньер, любезнейший, – сказал Орильи, подходя к Реми и снова пытаясь всунуть ему мешок с червонцами герцога Анжуйского, – влюблен в вашу госпожу.

– Стало быть, он ее знает?

– Он ее видел.

– Он ее видел! – воскликнул Реми, судорожно сжиная рукоять ножа. – Когда же?

– Сегодня вечером.

– Не может быть! Моя госпожа не выходила из комнаты.

– То-то и есть! Герцог поступил, как настоящий школьник, – словно для того, чтобы доказать, что он по-настоящему влюблен.

– Что же он сделал, скажите?

– Он взял приставную лестницу и взобрался по ней к окну.

– А! – вырвалось у Реми, и он прижал руку к сердцу, словно желая заглушить его биение. – Ах вот что он сделал!

– Он говорит, что она необыкновенно хороша, – добавил Орильи.

– Вы, значит, сами ее не видели?

– Нет, но после того, что сказал о вашей госпоже монсеньер, я горю желанием увидеть ее, хотя бы для того, чтобы иметь суждение о том, какие преувеличения порождает любовь в сознании разумного человека. Значит, решено, вы заодно с нами?

И в третий раз он принялся совать Реми золото.

– Конечно, с вами, – произнес Реми, отталкивая руку Орильи, – но я все же должен знать, какая роль предназначается мне в подготавливаемом вами деле.

– Сперва ответьте мне: дама, находящаяся там, наверху, – она любовница господина дю Бушажа или его брата?

Лица Реми вспыхнуло.

– Ни того, ни другого, – с трудом выговорил он. – У дамы этой любовника нет.

– Нет любовника! Но в таком случае это поистине лакомый кусок, женщина, не имеющая любовника! Черт побери! Монсеньер, мы же нашли философский камень!

– Итак, – сказал Реми, – монсеньер герцог Анжуйский влюблен в мою госпожу?

– Да.

– И чего же он хочет?

– Чтобы она прибыла к нему в Шато-Тьерри, куда он направляется форсированным маршем.

– Клянусь душой, страсть эта загорелась что-то уж слишком быстро.

– Страстные чувства у монсеньера возникают именно таким образом.

– Что ж, я вижу только одно препятствие.

– Какое?

– Моя госпожа решила уехать в Англию.

– Тысяча чертей! Тут-то вы и можете оказать мне услугу. Уговорите ее сделать другое.

– Что же именно?

– Ехать в совершенно противоположном направлении.