Сорок пять

«Ого, – подумал Шико, – вот и дама, приехавшая на исповедь. По фигуре и движениям она молода; посмотрим, как выглядит головка; так, хорошо, повернитесь немного в ту сторону; отлично! Поистине странно, что, на кого я ни погляжу, обязательно найду с кем-нибудь сходство. Неприятная это у меня мания! Так, а вот и ее берейтор. Ну, что касается его, то не может быть никаких сомнений – это Мейнвиль. Да, да, закрученные кверху усы, шпага с чашечной рукояткой – это он. Но будем же трезво рассуждать: если я не ошибся насчет Мейнвиля, черти полосатые, то почему мне ошибаться насчет госпожи де Монпансье? Ибо эта женщина, ну да, черт побери, эта женщина – герцогиня!»

Легко понять, что с этого момента Шико перестал обращать внимание на человека, делавшего промеры, и уже не спускал глаз с обеих известных личностей.

Через мгновение за ними показалось бледное лицо Борроме, к которому Мейнвиль несколько раз обратился с каким-то вопросом.

«Дело ясное, – подумал он, – тут замешаны все решительно. Браво! Что же, будем заговорщиками, такова теперь мода. Однако, черт побери, уж не хочет ли герцогиня, чего доброго, переселиться к дому Модесту, когда у нее шагах в ста отсюда, в Бель-Эба, имеется свой дом?»

Но тут внимательно наблюдавший за всем Шико насторожился еще больше.

Пока герцогиня беседовала с Горанфло или, вернее, заставляла его болтать, г-н де Мейнвиль подал знак кому-то находившемуся снаружи.

Между тем Шико никого не видел, кроме человека, делавшего измерения на дороге.

И действительно, знак был подан именно ему, вследствие чего этот человек перестал заниматься своими промерами.

Он остановился перед балконом, так что лицо его и фасом и профилем было повернуто в сторону Парижа.

Горанфло продолжал расточать любезности даме, приехавшей на исповедь.

Господин де Мейнвиль что-то шепнул на ухо Борроме, и тот сейчас же принялся жестикулировать за спиной у настоятеля таким образом, что Шико ничего уразуметь не мог, но человек, делавший на дороге измерения, по-видимому, все отлично понял, ибо он отошел и остановился в другом месте, где, повинуясь новому жесту Борроме и Мейнвиля, застыл в неподвижности, словно статуя.

Постояв так в течение нескольких секунд, он по новому знаку брата Борроме занялся упражнениями, привлекавшими тем большее внимание Шико, что о цели их тому невозможно было догадаться.

С того места, на котором он стоял, человек, делавший измерения, побежал к воротам аббатства, в то время как г-н де Мейнвиль следил за ним с часами в руках.

– Черт возьми, черт возьми! – прошептал Шико, – все это довольно подозрительно. Задача поставлена нелегкая. Но как бы она ни была трудна, может быть, я все же разрешу ее, если увижу лицо человека, делавшего измерения!

И в это же мгновение, словно дух-покровитель Шико решил исполнить его желание, человек, делавший измерения, повернулся, и Шико признал в нем Никола Пулена, чиновника парижского городского суда, того самого, кому он накануне продал свои старые доспехи.

«Ну вот, – подумал он, – да здравствует Лига! Теперь я достаточно видел; немного пошевелив мозгами, догадаюсь и об остальном. Что ж, ладно, пошевелим».

Герцогиня в сопровождении своего берейтора вышла из аббатства и села в крытые носилки, поджидавшие у ворот.

Дом Модест, провожавший их к выходу, только и делал, что отвешивал поклоны.

Герцогиня, не спуская занавески на этих носилках, еще отвечала на излияния настоятеля, когда один монах ордена святого Иакова, выйдя из Парижа через Сент-Антуанские ворота, сперва поравнялся с лошадьми, осмотрев их с любопытством, а потом и с носилками, куда устремил внимательный взгляд.

В этом монахе Шико узнал маленького брата Жака, который торопливо шел из Лувра и теперь остановился, пораженный красотой г-жи де Монпансье.

«Ну, ну, – подумал Шико, – мне везет. Если бы Жак вернулся раньше, я не смог бы увидеть герцогиню, так как мне пришлось бы как можно скорее бежать к Фобенскому кресту, где назначено было свидание. А теперь госпожа де Монпансье на моих глазах уезжает, после своего маленького заговора. Наступает очередь мэтра Никола Пулена. С этим-то я покончу за десять минут».

И, действительно, герцогиня, проехав мимо не замеченного ею Шико, помчалась в Париж, и Никола Пулен уже намеревался последовать за нею.

Ему, как и герцогине, надо было пройти мимо рощицы, где притаился Шико.

Шико следил за ним, как за дичью охотник, намеревающийся выстрелить в самый подходящий момент.

Когда Пулен поравнялся с Шико, тот выстрелил.

– Эй, добрый человек, – подал он голос из своей норы, – загляните-ка, пожалуйста, сюда.

Пулен вздрогнул и повернул голову к канаве.

– Вы меня заметили, отлично! – продолжал Шико. – А теперь сделайте вид, будто ничего не видели, мэтр Никола… Пулен.

Судейский подскочил, словно лань, услышавшая ружейный выстрел.

– Кто вы такой? – спросил он. – И чего вы хотите?

– Кто я?

– Да.

– Я один из ваших друзей, недавний друг, но уже близкий. Чего я хочу? Ну, чтобы вам это растолковать, понадобится некоторое время.

– Но чего же вы желаете? Говорите.

– Я желаю, чтобы вы ко мне подошли.

– К вам?