Сорок пять

— В ту же минуту, — продолжал моряк, — я ощутил сильнейший толчок… Моя лодка стала тонуть; вода захлестнула меня с головой, я погрузился в бездонную пучину; но водовороты Шельды признали во мне старого, знакомого, и я снова увидел небо. Тут я догадался, что адмиральская шлюпка, на которой господин де Жуаез возвращался на свою галеру, прошла надо мной. Одному богу ведомо, каким чудом я не был потоплен.

— Спасибо, смелый мой Гоэс, спасибо, — сказал принц Оранский, счастливый, что его предположения подтвердились. — Ступай и молчи обо всем!

Он вложил в руку Гоэса туго набитый кошель. Но моряк, по-видимому, дожидался, чтобы неизвестный разрешил ему уйти.

Неизвестный сделал ему знак, выражавший благоволение, и Гоэс удалился, гораздо более обрадованный милостью неизвестного, нежели щедростью принца Оранского.

— Ну как, — спросил неизвестный бургомистра, — что вы скажете об этом донесении? Неужели вы думаете, что господин де Жуаез вернулся из лагеря на свою галеру только для того, чтобы мирно провести там ночь?

— Стало быть, вы обладаете даром предвидения, монсеньер? — воскликнули горожане.

— Не более, чем монсеньер принц Оранский, который, я уверен, во всем согласен со мной. Главное же — я знаю тех, кто находится на той стороне. — Он рукой указал на польдеры. — Итак, господа, вы должны быть в полной готовности, ибо если вы дадите врагу выгадать время, он атакует вас весьма энергично!

— Какие у вас предположения, монсеньер, насчет плана действий французов? — спросил бургомистр.

— Вот что я считаю наиболее вероятным: пехота целиком состоит из католиков и поэтому будет драться отдельно; конница состоит из кальвинистов и тоже будет драться отдельно. Флот подчинен господину де Жуаезу, адмирал недавно прибыл из Парижа и захочет получить свою долю воинской славы. Словом, враг предпримет атаку с трех сторон.

— Так образуем три отряда, — предложил бургомистр.

— Образуйте один-единственный отряд, господа, из лучших воинов, какие только у вас есть, остальных назначьте охранять городские укрепления. Затем сделайте энергичную вылазку в момент, когда французы меньше всего этого ожидают. Иначе вы пропали.

— Что я вам говорил, господа? — воскликнул Молчаливый.

— Для меня великая честь, — сказал неизвестный, — что, сам того не зная, я оказался одного мнения с лучшим полководцем нашего века.

Они учтиво поклонились друг другу.

— Итак, — продолжал неизвестный, — вы яростно атакуете вражескую пехоту и вражескую конницу. И надеюсь, ваши командиры сумеют отбросить осаждающих.

— А их корабли? — возразил бургомистр. — Теперь дует норд-вест, они прорвутся сквозь наши заграждения и через два часа будут в городе.

— Да ведь у вас самих в Сент-Мари, на расстояния одного лье отсюда, стоят шесть старых судов и тридцать лодок. Это ваша баррикада, преграждающая Шельду.

— Да, да, монсеньер, совершенно верно. Откуда вы знаете эти подробности?

Неизвестный улыбнулся.

— Как видите, знаю, — ответил он. — Там-то и решится исход битвы.

— В таком случае, — продолжал бургомистр, — нужно послать нашим храбрым морякам подкрепление.

— Напротив, вы можете смело располагать четырьмя сотнями людей, которые там находятся; достаточно будет двадцати человек — сообразительных, смелых и преданных.

Антверпенцы вытаращили глаза.

— Согласны ли вы, — спросил неизвестный, — ценою потери ваших шести старых кораблей и тридцати ветхих лодок разгромить весь французский флот?

— Наши корабли и лодки не так уж стары, — сказали, переглядываясь, антверпенцы.

— Ну что ж, — воскликнул неизвестный, — оцените их, и вам оплатят их стоимость!

— Монсеньер, — ответил бургомистр, минуту-другую посовещавшись с десятниками и сотниками городского ополчения, — мы купцы, а не знатные господа, нам нужно простить некоторую нерешительность. Однако ради общего блага мы готовы на жертвы. Итак, распоряжайтесь нашими заграждениями так, как вы это находите нужным.

— Клянусь, монсеньер, — вставил Молчаливый, — вы за десять минут получили от них то, чего я добивался бы полгода.

— Итак, господа, вот что я сделаю: французы с адмиральской галерой во главе попытаются прорвать ваши заграждения. Я удвою цепи, протянутые поперек реки, но между ними и берегом будет оставлена лазейка, достаточная, чтобы неприятельский флот проскользнул в нее и оказался посреди ваших кораблей и лодок. Тогда двадцать смельчаков, которых я оставил на борту, зацепят французские суда абордажными крюками и подожгут ваши заграждения, предварительно наполненные горючими веществами, сами же быстро уплывут на лодке.

— Вы слышите, — воскликнул Молчаливый, — французский флот сгорит весь дотла!

— Да, весь, — подтвердил неизвестный, — кроме того, французы не смогут отступить ни морем, ни польдерами, потому что вы откроете шлюзы Мехельна, Берхема, Льера, Дюффеля и Антверпена. Сначала отброшенные вами, затем преследуемые хлынувшими водами, французы все до единого будут потоплены, истреблены, уничтожены.

Командиры разразились восторженными криками.

— Но есть препятствие, — сказал принц Оранский.

— Какое же, монсеньер? — спросил неизвестный.